Комар долго летал среди могил – голодный, злой. Ему не повезло родиться на кладбище, ведь поживиться здесь было нечем.
Он метнулся вправо, влево, обогнул надгробную плиту, юркнул между прутьями оградки и уселся на лист крапивы. Его рецепторы улавливали сотни ароматов, но не было среди них того самого, вожделенного.
Комар снова взлетел и тут наконец-то почуял запах крови. Не теряя времени, он устремился в сторону потенциальной жертвы.
Вот и пища. Люди стояли возле вырытой могилы.
Кровопийца облетел вокруг старика, ловко увернулся от ладони мужчины в черном помятом пиджаке и остановил свой выбор на молодой женщине с короткой стрижкой. Он уселся на ее шею, вонзил хоботок в кожу…
Тут-то и пришел ему конец.
Алина прихлопнула паразита, растерла между пальцев и щелчком избавилась от того, что от него осталось. Но больше комаров ее сейчас тяготили все эти траурные лица, осторожные слова сочувствия. Отчаянно хотелось, чтобы гроб наконец погрузили в могилу и закопали. Глядя на венки в руках людей, на скромные букетики, на мрачных рабочих с лопатами, она все больше убеждалась, что нет ничего утомительней похорон. А впереди ведь еще поминки… Ох, скорее бы уж перевернуть эту страницу.
Ее к тому же озадачивало, что она не испытывала ни малейшей скорби. Вообще. Словно хоронили какого-то незнакомого человека, а не родного дедушку. Странно, но ей казалось, что у всех собравшихся вокруг свежевыкопанной могилы траур на лицах не искренний, а скорее дежурный, церемониальный. Да и слова сочувствия – до оскомины стандартные, без слезливых интонаций.
Алина попыталась возродить в памяти хоть какие-то значимые воспоминания о дедушке. В голове возникали обыденные, достаточно блеклые образы из прошлого, будто кадры скучного кинофильма: вот дедушка Андрей Петрович стоит у окна, а вот сидит на скамейке возле дома. И все! Но ведь должно же быть хоть что-то памятное? Ведь она провела в деревне с дедушкой и бабушкой несколько лет в детстве… О каждом, тем более родном человеке можно вспомнить немало подробностей: его привычки, голосовые интонации, выражение лица в определенных обстоятельствах. Алина сейчас о соседе с нижнего этажа, которого видела от силы раз в неделю, могла вспомнить больше подробностей, чем о родном дедушке. Парадокс какой-то, не иначе. Да и о бабушке, Марии Васильевне, ушедшей из жизни восемь лет назад, воспоминания в основном рождались скучные, блеклые, бабушка всегда была эдакой серой мышкой, вечно прячущей взгляд за надвинутой на глаза косынкой.
Что же касается дедушки… он представал в сознании словно тень среди теней. И какая тут может быть скорбь?
Алина услышала очередную стандартную для похорон фразу от стоящей рядом женщины в черном платочке:
– Место здесь прекрасное. Ему тут хорошо будет.
Насчет «хорошо будет» Алина сомневалась, но по поводу места не могла не согласиться. Кладбище выглядело ухоженным, аккуратным, без пафосных памятников а-ля «Здесь покоится крутышка». Сквозь густую листву тополей пробивались лучи июльского солнца, но они не могли рассеять особую, будто застывшую в вечности атмосферу тихой грусти. Островок непрерывного покоя.
Невольно Алина подумала, что не против того, чтобы ее захоронили именно здесь, и эта мысль немного напугала: рано раздумывать на подобные темы, вся жизнь еще впереди. В тридцать лет здоровые люди должны думать о собственной смерти как о чем-то нереальном. Она взглянула на соседнюю могилу с гранитной надгробной плитой и понадеялась, что грустный магнетизм этого места не останется в памяти надолго, растворится среди новых образов и впечатлений.
Гроб начали опускать в могилу, и Алина не удержалась от вздоха облегчения: наконец-то. Ей казалось, что время тянется ужасно медленно, даже возникла странная мысль: «Еще немного, и я стану частью кладбища, сознание затеряется среди надгробных плит и тополей навсегда».
