Мелодия Сен-Санса задрожала неуверенными финальными нотами и растворилась в кронах вековых лип Бульвара.
Рондо-каприччиозо всегда переносило его в иной, счастливый мир, но сегодня Скрипач лишь недовольно поморщился из-за своего детского косяка, далеко не единственного в последнее время.
День в целом выдался удачный. Менты почему-то забыли зайти за ежедневной данью, а променадные дамы и господа демонстрировали прямо-таки докризисную щедрость.
Бульварную публику Скрипач делил на четыре категории.
Первую составляли доживавшие свой век бабушки и дедушки, чудом сохранившие родовые гнезда в близлежащих переулках и испуганно глядящие по сторонам в надежде увидеть что-то привычное в чертах изменившегося до неузнаваемости Бульвара. Некоторые из них, получив пенсию, приходили к месту, где каждый вечер звучала скрипка, подолгу стояли, слушая музыку своей юности, и бросали в раскрытый футляр скромные пожертвования, которые почему-то вызывали у Скрипача внутреннее отторжение – хотелось взять выстраданные гроши и вернуть нищим меценатам.
Во вторую категорию входили хозяева московской жизни, которые нечасто удостаивали Бульвар вниманием, но если уж появлялись, чтобы растрясти съеденные устрицы и фуагра, то вышагивали так, что сомнений не оставалось: все вокруг принадлежит только им. Нувориши подойти к Скрипачу брезговали, быстро проходили музыкальную точку, повернув головы в сторону, якобы оценивая архитектурные красоты Бульвара, в которых, естественно, ни хрена не разбирались.
Самой многочисленной категорией были, конечно же, шумные, разноязычные туристы, которые смотрели на многомилионную иллюминацию Бульвара и роскошные фасады прилегающих домов с нескрываемым удивлением, а иногда и с завистью. Деньги в футляр они бросали нечасто, при этом в глазах у них читалось явное сочувствие к уличному музыканту, который выпиливал на скрипке что-то совсем им незнакомое.
Основной доход Скрипачу приносили подгулявшие купчики из различных областей необъятной страны. Как правило, их сопровождали длинноногие существа с глазами, наполненными отсутствием всякой мысли. Короли регионального бизнеса, отпросившись у пухлых крашеных жен в деловую командировку в Москву, стремились показать столичным кралям, арендованным с почасовой оплатой, что и им, провинциалам, ничто возвышенное не чуждо. От них под ноги Скрипачу летели не только червонцы, но и сотенные.
На сегодня хватит. Руки устали, да и пора уже принять на грудь: целый день на сухую простоял. Скрипач поднял с земли футляр, аккуратно убрал бумажки в кошелек, а мелочь высыпал в карман куртки. Зачехлив скрипку, отвесил, как обычно, шутливый поклон бронзовому классику, рядом с которым обычно музицировал, и отправился восвояси.
Жил он неподалеку, в одном из старых домов, чудом избежавших европередела. Впрочем, этой обители пенсионеров и бомжей, судя по всему, тоже предстояло вскоре разделить участь соседних зданий.
Скрипача, оставшегося в свое время без жилья, приютил у себя в квартире Груздь, классический «синяк», человек добрый, но при недопитии вспыльчивый. Грибную кличку он получил потому, что после второго стакана бывший лектор общества «Знание» с завидным постоянством начинал рассказывать, какие сумасшедшие грузди он собирал когда-то под Киржачом.
До «синякового» состояния Скрипач все-таки не опустился. Старался, по возможности, держать себя в чистоте и опухшим лицом не страдал. Выделялся в толпе разве что анахронической внешностью – как будто попал в нынешнее время прямиком из семидесятых: длинные седые волосы, завязанные в узел, джинсовый костюм, купленный еще на чеки в «Березке», и советские кеды производства Китайской Народной Республики.
