Скромные бродячие музыканты
– Кстати говоря, – вдруг сказал Шло. – Все что ты сейчас сказал – это бред.
Галош достал из заднего кармана пламенку, чиркнул шестеренкой и загоревшимся огоньком подпалил папиросу.
– Я бы не был так уверен, друг мой, – он затянул лямки болтающегося за спиной аккордеона. – Давайте на пальцах. Мы живы?
– Сердечко – стучит, ноги – ходят.
– Прекрасно! – с ноткой утонченности, коя присуща каждому уважающему себя бездомному, ответил Галош. – Мы сыты?
Шло раскрыл плащ и поглядел на выпирающий из-под рубахи живот.
– С этим не поспоришь.
– Замечательно! А зубы всель у вас на месте?
– За исключением тех, что выпали на днях.
– Чудесно! В таком случае наше посещение таверны можно считать удачным.
– Из-за нашей музыки началась драка. Мне флейту сломали! – возмущался Шло.
– Вы неплохо свистите. Не переживайте. Туда, куда мы идем, будет возможность купить вам новый инструмент.
– А куда мы идем?
– Пока не знаю. Но обязательно узнаю, когда увижу.
Они миновали главные ворота столицы Империи города Солтис каких-то пару часов назад. Путь предстоял долгий. Или короткий. Галош не знал наверняка. В общем и в целом слово «знать» в его понимании имело растяжимое понятие. Он прекрасно делал это по отношению к своей одежде: видел ее, трогал, иногда нюхал, когда того требовала гигиена, но совершенно не знал какого она цвета. Серого, зеленого или, быть может, розового (с детства не умел их различать). А когда девочка гном, почесывая подростковую бороду, спросила его: «Какого она цвета?», Галош впервые ответил: «Не знаю».
Точно такой же конфуз возникал и с путешествиями. Аккордеонист знал, что куда-то обязательно придет, но вот куда конкретно нет. Возможно, ему приглянется корчма в какой-нибудь деревушке, или настырные ноги приведут его к исполинским стенам Княжества, или они же перетопают Орион по кругу и вернут хозяина к той же точке, где его будет дожидаться оставленный огрызок яблока.
Минуло несколько километров в пешем ходу по грязи, которую так нагло именовали дорогой.
*Чмок-шмяк-чмок-шмяк*
Солнце не переставало напекать две беспечные макушки, а цели на пути так и не появлялось. Откуда не возьмись, налетели тучи, выдавив из себя легионы капель дождя размером с медовые ягоды, наглядно демонстрируя людишкам и светилу, кто тут на самом деле главный. Шло и Галош скрылись под кроной одного из деревьев на опушке. Последнюю папиросу затушило меткое попадание мокрого снаряда. Бережно спрятав окурок в карман, Галош обстучал грязь с калош об ствол, развернулся и немедля двинул в чащу.
– И куда ты? – поинтересовался флейтист, проверяя целостность заплаток на плаще.
– Сначала куда глаза глядят, а там посмотрим, – беспечно ответил коллега. Шло покачал головой и, выставив воротник, пошел следом.
Долго они брели по лесу. Редкие капли дождя просачивались через плотную листву и падали исключительно на кончик носа или в точку на голове, откуда с годами растекалась лысина. Звери не встречались, что удивляло. Птички не пели, что нормально в такую погоду. Зелень, словно при виде двух незнакомцев, смущенно прижалась к земле.
Вдруг безобидные капельки сменились полноценной ливневой стеной. Галош поднял голову. Кроны деревьев над ним престранным образом наклонились вперед, раскрыв зазор, которым самым наглым образом пользовались тучи. Плавным движением аккордеонист зализал короткие рыжие волосы и направился дальше.
Угол наклона у встречаемых деревьев уменьшался. Некоторые корни торчали из земли, и, казалось, к чему-то тянулись. По всей видимости, Галош так же приближался к их цели. Вдруг он остановился по причине, которую каждый имеющий разум счел бы приемлемой. Перед ним возвышалась непреодолимая преграда из высоченных кустов и корней, растущих перпендикулярно вверх.
