На Орионе не существует никого, кто бы смог избежать невзгод и тягостей жизни. Люди без конца воюют ведомые размытыми идеалами или навязанными убеждениями, саны лишились половины своих многовековых лесов в годы освоения Империей севера, Темный уничтожил родной остров гномов и сейчас жалкие остатки некогда великой расы размазались по всему миру.
И если разумные существа, те, кто освоили алхимию и паровой двигатель, не могут найти себя, то, что уж говорить о тех, кто являлся для них не чем иным, как обыкновенным ресурсом?
В годы войны Тысячи искр, где Княжество, открыв для себя западные земли, пошло войной на Империю, в походные чашки солдат упало не меньше пяти тысяч пятнистых кроликов и столько же ощипанных куриц.
В месяц Снежной совы из шкур дарнаков сшили около пяти тысяч утепленных накидок, плащей и спальных мешков для передовых и внутренних войск.
От арбалетных болтов погибли дюжины лайсов, доставляя послания с выдержками о ходе войны или требованиями подкрепления.
Переброс войск и лобовые атаки забрали сотни лошадей, из которых после затихания последнего воинствующего крика готовилась похлебка и шилась на скорую руку одежда взамен разорванной в клочья.
Нельзя забывать и о тех, кого смогли приручить. С крикунами особых секретов нет – это одомашненные хищники, которые использовались в качестве поддержки к внутренним службам государства. Не редкость, что за невыполненную команду они получали сапогом в челюсть, от чего звери разрывались в оглушительном крике, за который и получили свое название. В поведении они понятливы и логичны, а в их преданности не приходилось сомневаться. В отличие от кошек, чьи правила жизни для многих оставались тайной.
Мама-кошка не искала признания. Все, что ей было нужно – это изящно вилять хвостом, время от времени разрешать себя гладить, принимать подношения гигантов и нежиться под солнышком, разлегшись на чьей-нибудь мягкой шкуре.
Отдохнув, она преспокойно исчезала и возвращалась под крыльцо заброшенного дома на Лунной улице, куда давно натаскала горы теплой шерсти.
Ее жизнь – это череда выполненных желаний, и хоть насчитывалось их не больше десятка, мама-кошка всегда оставалась довольна.
Излишняя суматоха ей была ни к чему. Если остальные кошачьи собирались в Плавильнях, дабы погреться и выпросить угощений, то мама-кошка предпочитала Туманную улицу. Конечно, та гораздо холоднее, но вместе с тем, там отсутствовала конкуренция за внимание гигантов.
За годы гуляний по Солтису мама-кошка успела наплодить немалое потомство, но никого из новорожденных комков не держала рядом с собой долго. Как только тот креп, она относила его к дверям домов, где грелась сама.
Многие гиганты с радостью принимали внезапное разноцветное чудо в семью, а в крайних случаях выбрасывали тех в трущобы.
Уличных котов и кошек гоняли, бросались в них ботинками, дети дергали их за хвосты и усы, а в голодные бездомные, порой, с болью на сердце, ловили их и ели.
Мама-кошка безмятежно валялась на черной шерсти и наблюдала за беснующимся бело-рыжим котенком – двух месяцев отроду. Он охотился за ее длинным пушистым хвостом. Выжидал момент и неистово набрасывался на жертву цепляясь за нее зубами и лапками.
С момента раскрытия разноцветных глазенок весь мир котенка находился под коричневым небом и средь мягкой земли, за которую частенько цеплялись коготки. Развлечения в хаотичном порядке приходили на ум и началом их могли послужить, как внезапный шум, так и пролетевшая мимо пылинка.
Постоянными оставались лишь исследования. Взбираясь по сваленным в кучу меховым лапам, котенок замирал на вершине, взирая на видневшуюся вдали белую полосу света. Он наклонялся под разными углами, ложился, переваливался на спину, вытягивал нос максимально далеко, чтобы унюхать ее запах, но всякий раз ничего не учуяв, поднимал голову к небу.
