Михаил Баранов
СЛАВЯНЕ
Роман
Часть первая
Разборки
Всю эту ночь моросил привычный для начала ноября мелкий дождь вперемежку со снегом, но к утру подморозило, и на землю лег густой туман.
Высокий мужчина в спортивном костюме вышел на крыльцо двухэтажного коттеджа, непроизвольно поёжился от утренней прохлады. Тут же из-под навеса перед въездом в гараж навстречу ему метнулась рыжая поджарая лайка и, радостно поскуливая, завиляла хвостом.
Мужчина потрепал её по шее, ступил на покрывшийся льдом асфальт, на мгновение застыл, потом, резко выдохнув, наклонился и без малейшего усилия достал грудью колен. Не спеша выпрямился и так же непринужденно и легко сел в шпагат.
Лайка отошла в сторону, села, высунув язык, и снисходительно принялась созерцать привычную для неё картину.
Тем временем мужчина покончил с растяжками, прошел под навес и принялся наносить удары по обмотанным паклей столбам, то кулаками, то ногами рассекая в прыжке воздух. Вначале одиночные, потом – серии. Темп нарастал, прыжки становились всё выше, чаще вырывалось из груди гортанное "кхья". И – закружился в каком-то диком танце, где тем не менее каждое движение было отточено и доведено до автоматизма. Знаток сказал бы, что он работает в давно забытом стиле русского ручного боя.
Наконец, выполнив в том же темпе несколько защитных комбинаций, застыл на месте, провел руками по коротким, уже изрядно задетым серебром, русым волосам, скуластому лицу.
Быстро восстановив дыхание, сбросил мокрый от пота тренировочный костюм, облачился в висевший на воротах гаража тёмно-серый комбинезон и направился к калитке, у которой, уже повизгивая от нетерпения, дожидалась его лайка.
Начинало светать, да и туман, похоже, рассеивался. Но окна ближайших домов оставались еще темными. Собственно, и домов-то здесь, на улице Восточной, отрезанной от Озёрска широкой, но мелководной рекой, было всего шесть. Добротные, с гаражами, обнесенные высокими кирпичными заборами, они говорили о том, что владельцы их – люди с достатком. Мужчина вышел за калитку, сделал глубокий вдох и побежал в сторону озера.
Вот уже тридцать с лишним лет за вычетом полуторагодового перерыва, связанного с выполнением "интернационального долга" в Афганистане, он так встречал каждый новый день.
Все началось с раннего детства. Рос он до неприличия полным. Когда шёл в первый класс, мать купила брюки сорок восьмого размера, топором на колодке подогнала под его рост, подрубила, и он кое-как втиснул в обновку свои телеса. В школе толстякам достаётся от сверстников. И он не был исключением: насмешки, издевки, обидные клички следовали за ним по пятам. Кто знает, как сложилась бы его дальнейшая жизнь, если бы не одно памятное, переломное для него событие.
Отец привёз из города обещанные ещё ко дню рождения новые санки. Радостный, он выбежал с ними на улицу и поспешил в конец деревни. На одном дыхании взобрался на горку и только приготовился съехать, как подскочил Тарзан – бойкий, года на три старше его сын директора школы. Вцепился в санки: "Чур, я первый!" Но он намертво сжал в руке бечёвку и не отпускал. Тарзан, не терпевший возражений наотмашь ударил его по лицу.
Это, как он понял впоследствии, стало последней каплей, которая переполнила чашу его терпения. Вне себя от ярости, по зверино рыча, он схватил обидчика за плюшевую куртку, оторвал от земли и … бросил в сугроб.
Мальчишки, наблюдавшие эту сцену, вначале остолбенели от увиденного. Возможно, в них боролось врождённое чувство справедливости и приобретенное преклонение перед своим вожаком, к тому же – директорским сыном. Верх взяло последнее: с криком, словно по команде, все бросились к нему. Добрый десяток – на одного. Но в тот момент ему было плевать. Впервые в жизни, хоть и бессознательно, он отважился постоять за себя. Первый из подбежавших полетел в сугроб вслед за Тарзаном. Второй взвыл от тычка кулаком между глаз. Понимая, что силы по-прежнему не равны, он рванул санки за бечёвку и, кружа ими над головой, смело шагнул навстречу подбегающим…
