Каждый раз, когда дело доходило до Маришкиных колготок, Светлана удивлялась: как же надо их носить, чтобы к вечеру обязательно возникала новая дыра, а коленки приобретали стойкий цвет въевшейся грязи? Впрочем, первые дни лета одарили робким теплом, что внушало надежду на скорый переход от колготок к носочкам. И всё-таки это было странно: любимица отца, Маришка умудрялась изнашивать свои одёжки гораздо быстрее младшего братишки. Возвращаясь из детского сада или с прогулки, девчушка выглядела ничем не лучше маленького попрошайки, что приставал к прохожим на улице. На её фоне Серёжа смотрелся просто примерным мальчиком с картинки. А ведь играли-то вместе.
Покачав сокрушённо головой, Светлана принималась за ежевечернюю стирку.
Вот и сегодня: загрузила машину и вошла в комнату с намерением хорошенько выбранить младшую дочь. Но круглолицая милашка, на пару с братцем, так заворожённо следила за приключениями Белоснежки и гномов на экране!.. И Олег, который чинил за столом настенные часы, переставшие вдруг тикать, нет-нет да и бросал взгляд в телевизор. Стоило ли портить настроение сразу всему семейству?
Впрочем, Оля и без того была чем-то огорчена. Сидела за швейной машинкой задумавшись, на мультяшек – ноль эмоций… И Светлана поймала себя на том, что не в первый раз видит свою неугомонную болтушку в таком не свойственном ей состоянии. Подступать с расспросами было почему-то боязно: обычно дочь что надо и что не надо рассказывала сама. И на этот раз её хватило только до ночи: перед сном вдруг расплакалась горько и неудержимо.
Он был совсем-совсем слепой, тот тоненький угловатый мальчик с неестественно прямой спиной и в непроницаемо чёрных очках. Его огненно-рыжая колли оказалась поводырём, вот почему он отпускал её побегать только после того, как усаживался на скамейку.
Оля «пасла» в парке Маришку и Серёжу, «выдворенных» из детсада на каникулы. Они чуть не весь день висели на турниках и лазалках или носились «в догоня» и «пряталки» с другими дошколятами. Особого надзора не требовалось, и Оля обычно просто сидела неподалёку с книжкой или вязанием. Кэтрин хотела было составить ей компанию, но у неё вечные занятия по музыке.
Мальчика Оля заметила почти сразу: такой странный, в пасмурный день в тёмных очках. И сидит уже довольно долго без всякого дела. Резким свистом он подозвал собаку. Когда ткнулась мордой в его колени, пристегнул поводок, не склонив головы. И пошёл как-то слишком уверенно.
Вскоре обратила внимание и на то, что женщины, гуляющие с детьми, иногда перешёптываются и переглядываются, кивая на мальчика: «Юрик слепенький опять пришёл. Не приведи, Господи…» Никто не отзывался о нём плохо, не показывал пальцем, не дразнил. Но и не общались, точно боясь заразиться. Всё протестовало в Ольге от этой несправедливости. Ладно бы, дед какой, изуродованный старостью, а то ведь её ровесник или чуть старше.
– Какая умная у тебя собака, – произнесла как-то Оля, тихонько подойдя к собравшемуся уходить Юрику. Он повернул голову на голос, и Оля увидела, каким малиновым сделалось его лицо.
– Да, Джим умный, – чуть хрипловато подтвердил Юрик и напряжённо замер.
Оля не нашлась сразу, что ещё сказать. И мальчик, постояв, двинулся привычным маршрутом. Девочка была в смятении. Ей так хотелось разговорить Юрика, и сказать, и сделать для него что-то доброе… Но не знала, о чём говорить и чем помочь. И оттого ещё жальче было его одинокую удаляющуюся фигурку.
– Юрик слепенький домой пошёл, и нам с тобой пора, – услышала за спиной Оля. Обернувшись, спросила у пожилой женщины, отряхивающей от песка штанишки на карапузе:
