– Спи, моя радость, усни, – распеваю вполголоса, укачивая дочку. Руки, кажется, длиной до колен и вот-вот отвалятся. Анютка так незаметно выросла! Казалось бы, только – только я принесла кулечек из роддома весом три килограмма, а уже скоро два года стукнет. Но доченька все равно предпочитает засыпать исключительно на маминых руках.
Продолжая бубнить любимую колыбельную Ани, с осторожностью сапера перекладываю малышку в кроватку, уже представляя, как спокойно попью кофе. И пообедаю заодно. Спокойно. В тишине. И двумя руками.
Ба-бах!
Это так разбиваются мои мечты о времени для себя. И так хлопает входная дверь. Так как время обеденное, и муж еще на работе, то единственный, кто может прийти в нашу квартиру вот так запросто, – это свекровь.
Аня вздрагивает, распахивает глаза, замирает на секунду и разражается громким и возмущенным плачем.
На секунду прикрываю веки, чтобы не разреветься в голос, и подхватываю дочку на руки. Она мгновенно повисает на мне, щедро заливая мое плечо слезами.
– Все, все, мое солнышко, ну, не плачь. Иначе мама тоже сейчас расплачется.
Но Анюта и не думает успокаиваться. Возмущенно ревет, что потревожили такой ее чуткий сон. Мысленно стону, меня потряхивает от эмоций и постоянного недосыпа. Заново укачиваю дочку. Сейчас она проспит сорок минут на моих руках, и у меня будет еще ровно сорок минут свободного времени. Интересно, на что их потратить: на готовку, поесть самой или помыть голову? Дилемма.
Придушила бы мать моего мужа, ей-богу! Она ведь прекрасно знает, как дорог мне сон дочери! Что это не только время, в которое я «ничего не делаю», как она считает, но единственный момент, когда я могу приготовить обед и ужин для семьи. Любовь Григорьевна прекрасно знает, как я не просто устаю, а выматываюсь с ребенком, но палец о палец не ударила, чтобы как-то помочь. Наоборот, делает все, чтобы вывести меня из себя.
Ба-бах!
Дверь спальни с треском распахивается, и на пороге оказывается…муж. Аня снова вздрагивает всем тельцем от испуга и буквально захлебывается криком.
– Что ты творишь?! – рявкаю на Лёню, укачивая и похлопывая Аню по спине. – Нельзя ли потише?! Знаешь же, что в это время у дочери дневной сон!
Но о чем это я.
Мой муж не любит собственную дочь. Более того, ему плевать на нее, и он никогда не скрывал этого.
Когда я забеременела, Лёня и слышать ничего не хотел. Категорично заявил – аборт и только.
– На вот, – всучил мне пять тысяч. – Я узнавал, тебе хватит, чтобы устранить проблему.
– Проблему?! Наш ребенок для тебя проблема?
– Мозги мне не делай, – кривится Лёня, отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи. – Мне сейчас не до детей.
– Но он уже есть! – слезы катятся из глаз, задыхаюсь от безысходности.
– Я все сказал. Крикливое существо мне не нужно. Не до него.
Я рыдала три дня, постоянно прося у крошки внутри прощения за то, что нервничаю. Выплакав, казалось бы, все слезы, я все же беру себя в руки и решаю рожать во что бы то ни стало. Поэтому после пар записываюсь на прием к гинекологу.
– Да, вы действительно беременны. Беременность маточная, развивающаяся. Вы будете сохранять ребенка?
Я сажусь на кушетке, вытираю гель и одеваюсь, не спеша отвечать. Я, конечно, приняла решение, но есть несколько «но»: это жилье и деньги. Я сейчас учусь в университете и живу у Лёни. У меня нет постоянной работы и своего жилья. Мы не выживем на те подработки, которые периодически у меня бывают. Могу ли я так рисковать будущим малыша?
Доктор возвращается за свой стол и листает мою карту.
– Это ваша первая беременность? – смотрит на меня поверх очков.
– Да.
– Тогда я вам не рекомендую делать аборт, – снова вчитывается в результаты анализов. – Вы знали, что у вас отрицательный резус-фактор? Если прервать беременность, то потом проблем с ее вынашиванием не избежать. Подумайте над этим, Олеся.