Молчание длилось уже некоторое время, однако оно не было «пустым». Безмолвие между мной, Сергеем и группой было заполнено густым киселем сложных переживаний. Слишком много смешивалось вместе: гнев, печаль, страх, шок… И этот клубок грозил запутаться ещё больше.
– Продолжайте, – подбодрил я Сергея, прервав общее молчание.
Участники группы тяжело вздыхали, кто-то неуютно ёрзал, одна женщина прикрыла глаза, всем своим видом показывая, что засыпает.
– Потом… – Сергей замолчал и шумно сглотнул. – Потом, когда мы вернулись, я понял, что половины ребят просто нет.
– Они умерли? – спросил я просто, чтобы помочь ему рассказывать дальше.
– Их убили, – нотки стали прорезались в голосе Сергея.
Он плотно сжал губы, глаза широко раскрылись, а дыхание участилось. Кто-то из участников группы всхлипывал, кто-то старательно показывал, что ему плохо, но большая часть пациентов смотрела перед собой в страхе.
«Вероятно, часть из них откажется от дальнейшего посещения групповых занятий», – не без иронии подумал я.
Сергей выглядел моложе своих лет. Нет не так, чтобы его внешность казалось инфантильной или не мужественной. Просто среди сверстников в палате он отличался более «свежим» лицом. Сам он по этому поводу лишь пожимал плечами. Обычный образ жизни, не систематические занятия спортом, алкоголь, курение – он не прилагал осознанных усилий для того, чтобы поддерживать себя. Можно сказать, что с внешностью и генетикой ему повезло.
– Мы тогда потеряли очень много ребят, – продолжал Сергей. – Через пару дней мне осколком ногу прошило, и я в госпиталь попал…
Я вновь проклял доктора, который направил Сергея на групповую терапию за неточный анамнез1.
Реакции участников группы на его спонтанный рассказ об участии в боевых действиях сильно разнились. Кто-то тихо всхлипывал, смотря на Сергея, кто-то хмурился и всеми силами скрывал гнев, пряча взгляд. Одна пациентка искренне делала вид, что уж ей-то тут точно хуже всех. Что касается меня, то я был в некотором смятении.
Отодвинув на периферию сложное сочетания печали, страха и гнева я сосредоточился на том, как помочь Сергею и как сделать это полезным для других участников группы. Его посттравматическое стрессовое расстройство участника боевых действий очень долгое время игнорировалось. Неврологи капали «волшебные» капельницы, психиатры предлагали не менее волшебный прозиум, а близкие наседали на него, требуя прекратить страдать и вести себя «нормально».
