Лето 1945 года на островах японской гряды выдалось душным и жарким. В воздухе повисли отвратительные запахи дыма, гари, морских водорослей и гнилости от многочисленных трупов, которых никто не спешил убирать. Только что закончилась кровавая операция за остров Окинава и весь этот гниющий винегрет запахов еще висел в воздухе, как раз напротив уже привыкших к нему ноздрей солдат. Лейтенант морской пехоты США Джейн Кими сидела на земле с закрытыми глазами, отвалившись на какой-то, чудом уцелевший деревянный ящик. Боже, неужели все это закончилось? Неужели скоро домой, в родной Канзас? Лицо ее дрогнуло и на нем показалась гримаса вместо улыбки. Конечно же, операция «Стальной тайфун» была проведена безукоризненно, но сколько же мы потеряли ребят в этой кровавой бойне! Перед глазами проплывали комья взорванной земли, дым, огонь и обезображенные части тел, валявшихся на земле, как мусор. Нет! Надо все это забыть и больше не вспоминать! Да уж. Хотелось бы, но это не реально. Неужто этот кошмар будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Лейтенант Кими было призвана в армию только три месяца назад, пройдя курсы подготовки снайперов для корпуса морской пехоты в школе Форт Багге. Не успев послужить на континенте, ее сразу же перебросили в Японию, где она попала под молотобойку «Стального триумфа» на острове Окинава. Джейн приоткрыла глаза, прищурилась от слепящего солнца, пробивающегося сквозь дым еще не остывшего боя. Справа от нее лежал, уткнув лицо в каску, молоденький унтер, Шон Райен, приданный ей для охраны. Мальчик совсем, – подумала Джейн. И зачем ему усы? А, впрочем, это, видимо, теперь такая мода – весь офицерский состав корпуса носил усы. А солдат, почему– то заставляли их сбривать. Наверное, чтобы их отличие от офицерского состава было еще более разительным. Да уж, мальчишки и есть мальчишки. Вставать не хотелось, но команда старшего офицера, хоть и не сразу, но подняла всех на ноги. Их стали грузить в машины.
– Куда едем -то? – все задавали это вопрос, в душе надеясь на ответ: Домой. Но командование отмалчивалось, либо устало огрызалось:
– Куда надо, туда и едем. После нескольких часов тряски в кузове, машины, наконец-то остановились и была дана команда «К машине». Грузовики с трудом вытряхнули из себя содержимое в серой грязной униформе, которое пересадили на небольшую, видавшую виды, рыбацкую посудину. Старый японец, по-видимому, капитан этой старой развалины, попыхивая трубкой, молча отдал какие-то распоряжения своим двум помощниками, и судно, заскрипев и кряхтя, оторвалось от пирса. Вопросов уже никто не задавал. Все дружно свалились на палубу и тут же уснули. От корпуса осталось человек тридцать. Остальных, раненых, либо демобилизованных, от группы отделили. Значит, все-таки, не все кончилось, – проплыло в мозгу у Джейн. – Да и черт с ним, – я так устала от всего, что и думать-то сейчас не в состоянии. И она погрузилась в тяжелый и глубокий сон. Разбудил ее гудок посудины, который она, оказывается, еще умела издавать. И был он какой-то натужно-жалкий, срываясь и давая «петуха», как будто, стесняясь своего сиплого голоса.
– Все на берег! – и три десятка серой массы вывалилось на берег, который, впрочем, ничем не отличался от предыдущего. Разве что не было жуткого запаха и чада. Видимо, сюда костлявая рука смерти еще не дотянулась.
– Становись! Равняйсь! Смирно! – это наш полковник Стивен Морган, как всегда, собранный и серьезный, прорычал сквозь пышные усы. – Слушайте меня, сынки! Мы прибыли на остров… е-мое, не помню, как он называется, да это и не важно. Теперь это наш оплот, дом и хижина. Мы отвечаем за его безопасность, поскольку с этой минуты он – собственность правительства США.
