Стрелки весело шагнули,
вверх смахнув снежинок строй,
над рубиновой звездою
полетел курантов бой,
полетел, помчался строго,
закачал ночную мглу,
и над градом сочным звоном
развернул к себе пургу.
В небо звёздное с отливом
он волшебный хоровод
красных башен поднял плавно
и помчался в новый год.
И, играя с вьюгой вечной
в догонялки – кто быстрей,
бой часов накрыл планету
миллиардами огней.
В циферблатах, в окнах, в снеге,
в бесконечном блеске глаз
бой часов зажёг салюты
в долгожданный, в звонкий час
и, сверкая хороводом
в фейерверках над Кремлём,
от него все башни-ёлки
заискрились будто днём…
…на двенадцатый удар
звёздами зали́лись,
и, включив оконцев блеск,
сказкою открылись…
Вдалеке, от град – столицы,
там, где можно заблудиться,
как в раю, хоть на земле,
жил ИВАН в одном селе.
Скоморохом жил – легко!
Утром – свет, а в ночь – темно.
Коль зима – то в снег ныряет,
коли лето – то в сенцо!
Удивлялись все ему,
брал любую высоту,
даже в поле за сохой
шёл присядкой удалой.
На гулянках – заводила.
В поцелуях звонких – сила.
Девок с горки покатать?
Кулаками помахать?
Тут как тут – рот до ушей,
хоть завязочки пришей!
Жизнь летела по себе
быстрой белкой в колесе,
день закручивая в год,
шёл к Ивану свадьбы год,
и как видно по всему,
выбрать было что ему,
был он статен да пригож,
в сердце девкам острый нож.
Да случилось, как всегда,
неожиданно беда -
обманув небес закон,
злой СТОБЕД уселся в трон.
Был он ключник, стал царём,
так как век мечтал о том,
так как век желал лишь то -
чтоб всё было лишь его.
И, мечту свою взлелеяв,
все ключи забрав себе,
он решил: «Настало время.
Все замки послушны мне.»
Стал он всем скобам и ставням,
всем засовам во дворце,
всем секретным тайным дверцам –
раб и царь в одном лице…
Вот за них то спрятать смог
он в свой тайный теремок
златокрылую ОРЛИЦУ,
двухголовую жар-птицу…
Ту, что золотом сверкая,
птичкой вольною порхая,
царство мистикой спасала,
тем, что строго облетала
земли все, народ, страну,
прогоняя прочь беду…
Ну?.. и как переворот?
Птичку в клетку, ключ в замок,
зад на трон, на плешь корону,
к торжеству побольше звону.
Что не царствовать, не жить?
Есть же пункт царя любить.
И Стобед себя назначил
амулетом всей страны,
талисманом государства
и объектом для любви.
И ему она, Орлица,
силу дивную, жар-птица,
всю до капельки отдала…
Хорошо тому, но мало…
Окружённый царской свитой,
будто кегли грозной битой,
стал платить народ царю
всё до меди, сам ко дну.
Лихо стало в городах,
пусто стало в деревнях,
во дворце ж наоборот,
пир гремит почти уж год.
Так… а Ване, что ж осталось?
Свечка, крошки, квасу малость,
да капканы, чтоб в лесу
кое-что поймать коту?
И удалый молодец
загрустил: «Мечтам конец.
Пуст карман, дыра в кафтане,
нет монет на свадьбу Ване…»
Ну, а тут ещё беда –
для пиров, гуляний для,
на потеху для себя,
из Ива́нова села,
самозванец приказал –
Всех невест к нему на бал!
И хоть стойко бился Ваня,
слуг царёвых барабаня,
те умчались в тройках в стужу,
унося его подружек…
…Было их у парня три,
три подружки – три беды
куролесили с Иваном
от зари и до зари.
Не любили их в селе –
ну, как жало, что в пчеле.
Ваня бравый, а они –
три тягучие смолы.
Хоть красивы, но нюанс –
РЕВНОСТЬ, ХИТРОСТЬ, АРРОГАНС
были девок имена
и вредны, как кочерга.
В общем только лишь Иван
горевать по ним бы стал,
потому что для него
эти три с ним, как одно.
То схитрить ему помогут,
то надменность проявить,
ну а то ещё и жадность
вместе с глупостью явить…
Ваньке б радоваться надо,
что подруг сих увезли,
да… Но как же дружбы сила?
Как друзей то не спасти?!
Ну?.. Как сказочке начало?..
Что трепать то зря мочало,
рассусоливать то зря.
Хочешь сказку? Дай врага.
Распусти ему завязки,
пусть срывает в крике связки,
пусть бродит, как горсть дрожжей,
сказку делает пышней!
Ваня голову поднял
и ухват с дороги взял,
