Когда ровно в девять часов утра я добралась до своего кабинета и упала в кресло, – это было наконец. Наконец я могу посидеть спокойно и подумать о своей горемычной жизни. Или наконец могу просто ни о чем не думать.
В восемь мне позвонил Клим. Он решил проверить, действительно ли я собираюсь тащиться в такое чудесное воскресное утро на службу.
– Не передумала? – спросил он после паузы, дав мне время узнать его спросонья и вспомнить, что он хотел провести этот день со мной.
– Нет, – сказала я. – Иначе меня уволят.
– А для тебя это так важно? – Клим задал вопрос в вопросе, чтобы я вспомнила о предложении стать домохозяйкой на правах жены в его большой неуютной квартире на Фонтанке.
– Наверно, да, – сказала я.
Он помолчал, а потом все-таки высказался:
– Прозаическая ты женщина, Сима. Нет в тебе никакой романтики. Ладно, – тут в его голосе промелькнули нотки злости и обиды, – кукуй со своими собачками.
Я еще немного послушала короткие гудки в трубке и осторожно, словно она могла меня покусать, положила ее на место. Потом за пять минут собралась и пулей вылетела из дома, потому что добираться мне нужно было на другой конец города. В автобусе, несмотря на выходной, была страшная давка. Полусонные дачники выезжали на свои плантации с крупногабаритными рюкзаками и озабоченным видом.
Когда я потянула ручку двери на себя, Верка, дежурившая ночью, взяла разгон из кабинета и пулей пронеслась мимо меня, бросив на ходу:
– Привет-пока-чё так поздно…
Она торопилась: до ее дома было метров сто, но там после ночной смены ее поджидал очень ревнивый муж с секундомером. Думаю, сегодня Верка побила мировой рекорд по бегу. Мужу ее почему-то казалось, что самое страшное может случиться именно под утро. По ночам он имел привычку звонить ей время от времени и задавать неожиданные вопросы, а потом, затаив дыхание, вслушиваться в ответы. Он считал, что если она правильно отвечает, где лежит новый кусок мыла, как оно называется и в каком магазине она его купила, то Верка всю ночь думает исключительно о семье. Но она за полгода так поднаторела в этой викторине, что любые ответы выдавала без запинки, сидя на коленях у какого-нибудь симпатичного собачника и даже будучи с ним в более тесном контакте.
Когда поток воздуха, устремившийся за Веркой, разбился о захлопнувшуюся за ней дверь, я повалилась в кресло. Значит, вот я кто, – прозаическая женщина. И зовут меня Сима, и по профессии я ветеринарная медсестра. Проза. Правда, не думаю, что имя Клим преисполнено высокой романтики и торговать тем, чем он там торгует, гораздо интереснее, чем помогать бедным животным. И еще я не уверена, что мытье полов в шести комнатах его новой квартиры – занятие исключительно романтическое. Даже если делать это не снимая обручального кольца с большим безвкусным бриллиантом, которое он мне непременно преподнесет, как только я скажу «да».
Верка считает меня дурой набитой. Когда я снимаю телефонную трубку и говорю уныло «Здравствуй, Клим», она сразу втягивает живот и выставляет грудь вперед, задевая при этом что-нибудь из мебели. Хотя у нас не видеотелефон и он вряд ли может оценить эти ее преображения. Она видела Клима только один раз, но его «ауди», галстук и зеленые носки в крапинку произвели на нее неизгладимое впечатление. Она знает, что Клим сделал мне предложение, и считает меня полной идиоткой, потому что я на это предложение не смогла достойно ответить – так, промямлила какую-то ерунду. Ну а как я могла отвечать, когда внутри у меня тут же мяукнуло: «Не-а…»
