Она жила в мансардном этаже. Через большое окно можно было выйти на пологую крышу и с высоты смотреть на засыпающий или просыпающийся Париж. На Париж с высоты крыш, с высоты небес, с высоты птичьего полета, с высоты сновидений. Видений нереального, несуществующего. Нет, существующего лишь для одного человека. В мыслях одного человека. В недосягаемых далях. В области чувств и предчувствий. Там, куда мы не пускаем никого и даже самих себя.
Она делала шаг из повседневности в небо и с замирающим сердцем наблюдала за удивительными превращениями, происходящими вокруг. Превращения начинались в ее душе, в ее сознании. Выплескивались невидимыми волнами восторга, делая тело невесомым, уносили груз проблем, забот, ненужных мыслей и подталкивали туда, где властвуют законы притяжения к чуду.
– Я снова во власти видений, – шептала она, усаживаясь на краю крыши. – Власть видений, сновидение. Но я не сплю. Я вижу все наяву. Просто все, что со мной происходит, невозможно объяснить простым человеческим языком. Его понимают облака, плывущие в небыль, птицы, поющие гимн заре, ветер, шагающий по городам и странам, небо, распростершее свои объятия, звезды, рассыпанные над головой, сердце, замирающее от тихого голоса, похожего на легкое прикосновение теплых солнечных лучей. Чей это голос?
– Это голос тысячи ночей, прошедших в долине сновидений, – звучало в ответ.
– В долине сновидений над крышами Парижа, – улыбалась она…
Маленькую квартирку на окраине Парижа Катрин нашла сразу. И сразу поняла, что ничего другого не нужно. Зеленый дворик со множеством пестрых клумб был похож на оазис. Здесь царила атмосфера загадочного магнетизма. Хотелось замереть, стать одной из кариатид, поддерживающих фронтон дома, и увидеть то, что видели люди, жившие здесь несколько столетий назад. Узнать, какие сны, видения, сновидения здесь зарождались? Кого они нежили, баюкали и увлекали за собой? Могли ли они перемещаться в пространстве?
– Кат-рин, Ка-т-ри-н-н-н… – зазвенело в пространстве, едва она перешагнула порог. Словно именно ее ждали хрустальные подвески на старинной люстре, потемневшее от времени зеркало в бронзовом окладе, скрипучие стулья, обтянутые лоснящимся от времени бархатом и распахнутое на крышу окно – полудверь в небо.
– Моя бабушка была невысокого роста, – пояснила хозяйка мадам Ванесса – элегантная невысока дама преклонных лет. Она смерила Катрин оценивающим взглядом и, покачав головой, сказала:
– Вам, милая моя, придется привыкать к нашей двери-полудвери.
– Полусфере, – послышалось Катрин и подумалось, что где-то должна быть вторая часть этой полусферы, чтобы получилась сфера, круг. А вдруг?
Катрин вздрогнула. Это «а вдруг?» – прозвучало в сознании, как призыв, как предчувствие, как неизбежность грядущих изменений.
– После смерти бабушки мы здесь ничего не меняли, – сказала мадам Ванесса, проведя рукой по спинке старинного кресла. – Когда я прихожу в эту комнату, мне кажется, что я вновь попадаю в свое детство, в свои несбывшиеся мечты.
Она опустилась в кресло и загадочно улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались от ее глаз, сделав лицо удивительно юным.
– А ведь ей лет семьдесят, – подумала Катрин и тут же спохватилась: – Возраст – это состояние души, а не тела. Мадам Ванесса запросто может оказаться моложе меня. В свои тридцать, я ощущаю себя столетней старухой. Я измучена, утомлена, раздражена до предела. Я готова взорваться от недружелюбного взгляда или грубого слова. Мне просто необходимо запереться в этой старинной квартире и забыть обо всем. Мне нужно восстановить свои силы, потому что я обессилела.
