Катя сидела
на диване. Руки, как у примерной ученицы, сложены на коленях, спина прямая.
Пальцы сжаты в кулаки так сильно, что ногти больно впивались в ладони. Рядом на
диване – щётка для пыли. Катя занималась уборкой, когда муж решил сообщить ей
свою потрясающую идею.
Андрей
вальяжно расположился за своим рабочим столом, смотрел на Катю с ласковой,
немного покровительственной улыбкой. Так
смотрят на детей, которые не могут понять элементарно-простой вещи. Например, почему
нужно сначала пообедать, а только потом гулять и играть.
Он широко,
радостно улыбнулся:
- Давай уже
соглашайся. Тем более всё равно завтра Лена переезжает сюда.
- Как сюда?
Но Катя не
хотела жить втроём! Никогда в жизни она не предполагала, что будет делить гражданского
мужа и пространство с чужой женщиной! Что станет для Андрея не просто женой, а
ещё одной женой!
- Ты не
можешь жить с двумя женщинами одновременно! В конце концов есть закон, и
вероисповедание, которые это запрещают! – схватилась Катя за последнюю соломинку.
- Закон сам
по себе, я сам по себе. По закону мы с тобой вообще чужие люди, но разве это
что-либо меняет? Мы муж и жена, хоть и без глупых записей в книге регистрации. И,
вообще, я атеист. Чего ты паникуешь, не понимаю? Ты хочешь жить со мной?
- Да.
- Лена тоже
хочет жить со мной. А я хочу жить с вами обеими, я вас обеих люблю. Не бледней,
пожалуйста, ничего ужасного не происходит.
Происходит!
Это самое ужасное событие в её жизни!
- Катя, ну
что ты зависла? – спросил муж. – Что удивительного и неожиданного я сказал, от
чего ты потеряла дар речи? Воды принести?
Катя
отрицательно потрясла головой. Длинные, красиво подвитые локоны запрыгали по
плечам упругими кольцами.
Андрею
нравилось, когда у жены длинные волосы. Он даже чёлку не позволял ей выстричь,
ни в коем случае. Андрей обожал классику во всём. В гардеробе Кати был только
один брючный костюм, потому что её муж не желал видеть её в «штанах». Потому,
что она – женщина, и одеваться должна исключительно как женщина, а не как не
пойми кто.
- Андрюша,
скажи, что ты пошутил, – тихо попросила Катя.
Даже не
попросила, а пропищала. Тихо-тихо, как мышь.
Она и была
мышью, всегда, всю жизнь. Маленькой его мышкой, серенькой, незаметной, зато
самой любимой и единственной. То есть, как теперь оказалось, не самой.
- Я не пошутил,
- ровным голосом сообщил Андрей. – Кать, ну ты ещё скажи, что не догадывалась
про Лену! У меня почти год любовница, а ты, можно подумать, знать не знала!
Знала,
конечно. Хотела бы не знать, только ведь не получится, как не прячь голову в
песок. И частые его отсутствия, и придуманные командировки, и срочные поездки
исключительно в выходные дни. Раньше, собираясь куда-то ехать, Андрей уточнял
главный вопрос: может ли Катя поехать вместе с ним. Если да, всё сразу
становилось интереснее и веселее. Почти год, как он не зовёт с собой жену.
Сначала придумывал различные, не всегда убедительные, причины, а потом и это
перестал. Зачем? Можно просто сказать Кате, что по делам он поедет один.
Всё у них
уже было: помада на воротничке его рубашки, чулок в кармане его джинсов, в
которых он уходил на срочное совещание. Совещание в джинсах! Можно подумать,
Катя не знает, как на его фирме строго относятся к дресс- коду! Ночные звонки,
когда муж хватал телефон и уходил разговаривать в другую комнату. Или односложно
отвечал тихим шёпотом, так, чтобы его не услышала Катя.
- Знала, -
кивнула Катя.
- Вот
видишь! – обрадовался муж. – Тогда давай не будем делать из этого вселенскую
трагедию, хорошо? Люди меняются, меняются их желания и вкусы, всё естественно.
Скажи, почему ты знала, но молчала?
В носу
противно защекотало, Катя поняла, что сейчас расплачется. Только не это! Андрей
терпеть не мог слёзы. С самого начала их семейной жизни он говорил, что если
она хочет плакать, то делать это лучше в его отсутствие. От вида плачущей
женщины он, вместо жалости, испытывает раздражение. Да, он понимает, что плачут
люди не от хорошей жизни, но ведь Катя не хочет, чтобы он от её слёз получил
отрицательные эмоции? К тому же у неё некрасиво опухнет лицо, нос расползётся
от щеки до щеки и глаза станут красными, как у больного кролика.
