«Дай, Джим, на счастье лапу мне…»
(С. Есенин)
I
Однажды, получилось так, что внутри чёрного вывернутого свитера, на маленькой голубой мухе, летающей вокруг его тёплой, бело-желтой дырки, на тундровом, лесо-мохнатом крокодиле северной Евразии в промышленном, дымно-глухом городке, на полуголом рыже-осеннем дереве в волосато-зелёной обочинке у тротуара было зашифровано следующее собачье сообщение:
«Здроуствойте, увоужаемое общество собак. Меня зовоут… точнее полаивают и ещё иногда погавкивают Собакой Качалова или проусто Качаловым. То есть – так меня зовут – Качалов. Наупоуваю, вы поняли, и на этом не боуду осоубенно нажимать. Держу лапу, вы будете не по-собачьи удивлены, увидаф меня в вашем лысом, серо-линяющем деревянными хвостами к реке и немноуго пустынном районе. Не обижайтесь, но он мне навевает поучемуто какоую-то оудинокую пустырную пустоуту. В это время я согласно Неписаному Нигде Закону сразу же начинаю выть, и уже готовлюсь встретить кого-то из ваших.
….Из ваших? Да – из ваших…. Вот поэтому-то и решил оставить ва-вам это быстренькое короткое послание, под этой тоненькой лесной корячкой, чтобы вы не дюже лаяли на меня, не рычали и не бросались сразу в доугонку, когда заметите.
Чую, вы наверно, захотите проунюхать, отчевоу меня так зовоут. Штука в том, что я и сам до конца не знаю со мной ли это было или нет, а иногда и вообще не могу понять, забыл я этот случай или до сих пор ещё помню, или его помнит ещё кто-то другой. Так вот, собака зарыта в том, что в районе, где я раньше жил, был один старый барбос, – Джим, и он умел понимать буквы. Как-то раз один из прямоходящих (полицейский) принёс мне еду, а она была в свертке. Мясо я съел, а когда Джим взял в зубы свёрток, оказалось, что там стихи… Одного поэта-пса. Про вот эту вот собаку. И тогда Джим показал мне носом, что так меня и будут звать, Собакой Качалова, потому что мне носили обеды в вырванных страницах из книги собачьих поэтов. Воубще, Джим был очень заковыристым и даже рассматривал те листки через битые намордники для глаз, и обнаружил, что они были смяты и содержали капли соленой воды. Что же до самого Джима, то насколько он был со мной откровенен, из его гормонов я смог заключить, что судьба его сложилась довольно трагично. Всю жизнь по сути он прождал кого-то, кто так и не пришел. Он так и умер, никого не дождавшись… Но в последние его годы я ухаживал за ним, облегчая его страдания.
Вам, наверно, будет интересно вдохнуть, как же я попал в ваш район. Т.е. на вашу территорию. Откуда я взялся и на что хорошее при этом надеюсь. Тут могу сразу обрадовать всех бездомных, бродячих и потерявшихся – я тоже бездомный. Как говорил Джим, я таким и родился.
–Если вы домашние и вышли погулять, извините, это не к вам. Просто пройдите мимо.
Моя мать, дворняжка, была из бездомных, а отец считался вольноотпущенником. [Никого из диких Джим не упоминал, так что я не из диких.] Насколько я знаю от самого Джима, отец ещё щенком отличался очень свободолюбивым, мохнатым духом, из-за чего вскоуре после моего рождения оставил нас с матерью и ушёл с шайкой бродячих, вечно-воющих донских псов. Хотя мать и любила, и ласкала меня по мере сил, как могла, одной ей все-таки было очень тяжело. И вскоре после этого, взвесив все за и против, ей пришлось подчиниться зову эпохи – и меня оставить.
Она убежала за автомобилем, когда мне не было ещё и 18-ти дней, и должен сообщить фам, что автомобиль этот был автомобилем революции. Открою вам секрет, уважаемые собаки, но когда ваши друзья-хозяева берут в руки какую-нибудь палочку или шарик, вертят перед вами, а потом бросают так, что вы не можете ее нигде найти. А затем видите у них в руках очень похожую новую палочку или шарик и думаете, откуда же у них взялось столько похожих шариков?.. Так вот, уважаемые собаки, очень часто бывает так, что ваш хозяин-прямоходящий вообще никуда эту палочку не бросал, а вы все равно будете бегать за ней и ничего не сможете с этим сделать.
