Много в Лос-Анджелесе бассейнов, и много народу загорает над их водой, но по-настоящему бессмертных среди этого народа мало – тут ни тренажеры, ни пластическая хирургия не помогут. Вот Дойл был истинно бессмертным, уже больше тысячи лет был. Тысяча лет войн и убийств, интриг и политики – но разве можно такое себе представить, глядя на конфетного красавчика, беззаботно раскинувшегося в плавках-стрингах на краю бассейна голливудской знаменитости? Солнце играло на ярко-голубой воде бассейна, в неровном танце дробилось на теле Дойла – словно невидимая рука разбила свет на множество тоненьких лучиков, и на поверхность темной кожи выплыли цвета и краски, которых я в ней и не подозревала.
Дойл вообще-то черный, но не так, как это обычно для людей, скорее – как бывают черны собаки. Но только сейчас, глядя на игру света на его коже, я поняла, что все время была слепа. Кожа отливала синевой: полночно-синий отсвет на мускулистом закруглении икр, ярко-синий блик, словно касание неба, – на плечах и спине. Фиолетовый отблеск, на зависть самому темному аметисту, огибал бедро. И как я могла думать, что Дойл – всего лишь черный? Он – чудо из света и скрытых красок, перетекающих и танцующих с каждым движением мышц, отполированных в войнах, гремевших за столетия до моего рождения.
Черная коса спустилась по шезлонгу, упала вниз и свернулась кольцом, как затаившаяся змея. Волосы Дойла – единственное, что у него по-настоящему черное. Никакой игры красок, только блеск, как у черного агата. Казалось бы, все должно быть наоборот: это волосы должны отливать разными цветами, а не кожа, но вот с Дойлом все обстояло именно так.
Дойл лежал на животе, лица мне не было видно. Он притворялся спящим, но я знала, что он не спит. Он ждет. Ждет, когда над нами пролетит вертолет. Вертолет, который привезет репортеров, людей с камерами. Мы заключили с этим дьяволом сделку: пресса дает нам определенный простор для личной жизни, а мы время от времени, по предварительной договоренности, подкидываем журналистам что-нибудь горяченькое. Я – принцесса Мередит Ник-Эссус, наследница Неблагого Двора фейри, и когда я после трехлетнего отсутствия всплыла на поверхность в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, это стало сенсацией. Люди думали, что я умерла. И вдруг я, живая и здоровая, обнаружилась прямо в сердце одной из крупнейших империй масс-медиа на планете. А потом я совершила нечто, что еще лучше подходило для газетных заголовков.
Я объявила, что ищу мужа.
Единственная принцесса фейри, рожденная на американской земле, ищет мужа. Я – фейри, более того: я из сидхе, аристократии фейри, а потому могу выйти замуж, только забеременев. Фейри не слишком плодовиты, а благородные сидхе – и того менее. Моя тетушка, Королева Воздуха и Тьмы, не допустила бы бесплодного брака. Вряд ли я могла бы за это ее осудить, ведь мы, похоже, вымираем. Но таблоиды каким-то образом пронюхали, что я не просто принимаю ухаживания моих стражей, но что я с ними сплю. Кто подарит мне ребенка, получит мою руку. Станет моим мужем и королем.
Таблоиды узнали даже, что королева устроила гонки на приз между мной и моим кузеном, принцем Келом: трон получит тот из нас, кто первым обзаведется ребенком. Тут-то пресса и набросилась на нас, как стая оголодавших каннибалов. Некрасивое было зрелище. Очень некрасивое.
Чего таблоиды не знали, так это что Кел уже не раз покушался на мою жизнь. Еще они не знали, что в наказание королева отправила его в темницу. В темницу и на пытки – на полгода. Бессмертие и способность исцеляться чуть не до бесконечности имеют свою обратную сторону: пытка может продолжаться долго… Очень долго.
Когда Кел выйдет на свободу, он снова сможет включиться в гонку – если только я к тому времени не забеременею. До сих пор мне это не удалось, и не потому, что я плохо старалась.
