Семь лет назад
- Послушай, эта деревня не всегда была такой. Когда-то давно она
даже имела своё собственное место на карте. Это теперь её на карте
не найти. Теперь она то там, то здесь... Там, где в данный момент
Он пожелает. Там, куда Его воля тянется скрюченным, острым пальцем.
Одним из этих пальцев станешь ты. Я знаю, ты не веришь моим словам,
ты думаешь, что это просто мистификация, но послушай меня, ведь я -
твой отец, и твои будущие мучения будут на моей совести, если я не
отговорю тебя сейчас. Ты не обязана делать этого. Ты же понимаешь,
что ты можешь отказаться?
- Ой, пап, - прорычала Ксения, - Не начинай. Ладно? Ну хоть
сегодня!
- Сегодня - лучший день, чтобы начать. И ведь уже в который раз?
Ты что, думаешь, я просто так тебя пытаюсь отговорить? Я был там, я
сам служил Ему, и еле выбрался оттуда. Еле... Откажись от этой
затеи, я тебя умоляю! Останься здесь, со мной. Будем вместе держать
Нору!.. А потом, может, и выбраться получится.
- Хочешь, чтобы я каждый день, до конца своей жизни, убирала
рвоту за твоими алкашами? Ну спасибо, пап! - она сверкнула глазами,
- Нет уж! Хватит. Я тебя совсем не понимаю. Любой другой, - она
прыснула ладонью в сторону окна, за которым виднелись деревенские
дома, - был бы счастлив, если бы его дочь или сына пригласили
служить в Орден. А ты чего?
Егор Викторович тяжело, надрывисто вздохнул, наблюдая за тем,
как его дочь собирает вещи. Сожаление о том, что она девочка, а не
мальчишка, заняло его голову. Он знал, что можно сделать с пацаном
в такой ситуации - можно просто заставить его подчиняться силой,
авторитетом или просто задавить логикой, но вот женщины, с их
абстрактным мышлением и эмоциональным восприятием его логике не
поддаются, да и леща всыпать дочери он никогда себе не позволит. И
вот она бегает по комнате, собирает свои вещи, а он не знает, как
её остановить.
- У меня там будущее! - поменяв злость на ласку, начала
Ксения.
- Какое там может быть будущее, Ксюш? Ты вообще знаешь, чем там
люди занимаются? Я же вижу, как ты смотришь на ребят в форме! Тебя
так туда из-за них тянет, да? Просто скажи, это я пойму, это для
меня просто. Против природы не попрёшь. Но... - он на несколько
мгновений замолчал, сдерживая злобу, - Пойми. Пойми пожалуйста! Это
не театр какой-нибудь, где можно играть свою роль хорошо и за это
все будут тебя любить.
Ксения на миг остановилась, расстерянно посмотрев на отца. Егору
показалось, что его дочь действительно верит в то, что всё
происходящее в деревне - просто представление. Затянувшаяся шутка
одного умелого артиста, благодаря которой он взял под контроль всю
деревню и отказался останавливаться на этом. Осознав наивную веру
дочери, он расстроился ещё больше, спрятав лицо в ладони. Дочь
фыркнула и продолжила собираться.
- В деревне все уважают тех, кто носит их форму, которую
когда-то, между прочим, носил и ты. Тебя до сих пор за неё и
уважают, хоть ты и изгой.
Егор показал лицо из-за ладони, подняв брови. Ксения встретилась
с ним взглядом и поняла, что сказала лишнего, чем задела отца за
живое.
- Меня уважают не за мундир, доченька. Как вообще кого-то можно
уважать за то, что он носит? Ты головой-то думаешь хоть иногда,
девчонка? Меня уважают за то, что я из себя представляю, как себя
веду и чем занимаюсь, а не за то, что я когда-то носил мундир
Наблюдателя, - всё это вырвалось у него на повышенных тонах, и
Ксения, не успев дослушать и половины, закатила глаза и
отвернулась, застегивая чемодан.
- Ну давай, наори ещё на меня перед переездом, самое время! -
прошипела Ксения, нажимая на спрятанную глубоко в подсознании отца
кнопку с надписью "чувство вины".
Отец вздохнул, сложил руки на груди и пробубнел в ответ:
