Американские писатели заговорили о связях Соединенных Штатов и России еще в годы американской революции. «Кто знает, какие революции могут в один прекрасный день породить Россия и Америка; мы, быть может, более близкие соседи, чем сами думаем», – заявил в конце XVIII столетия американский писатель Жан де Кревкёр устами одного из своих героев, русского путешественника по США[1].
Через столетие ту же мысль развил Уолт Уитмен в своем известном «Письме к русскому». Сознание того, что в некоторых чертах «наши страны так схожи», постепенно утвердилось в умах передовых людей XIX и начала XX в.
Интерес к истории литературных связей России и Соединенных Штатов Америки обусловлен интенсивным развитием культурных взаимосвязей между двумя странами. Интерес этот растет из года в год, свидетельством чему могут служить все новые и новые работы, появляющиеся как в нашей стране, так и в Америке.
Наряду со связями русской и американской литератур значительный интерес представляют общие закономерности развития художественных направлений в литературах двух стран. Внешние сходства и параллели при всей увлекательности их анализа не представляются автору ни наиболее очевидным, ни наиболее убедительным доказательством влияния одной литературы на другую.
В настоящей работе автор развивает положение о влияниях как активном отборе, когда представители одной национальной литературы обращаются к опыту и сокровищнице другой национальной традиции в результате назревшей необходимости собственного художественного развития. При этом более активной стороной оказывается та литература, которая творчески обращается к художественному наследию другой страны.
Поясним нашу мысль.
Фольклор американских индейцев существовал столетия, прежде чем американские романтики его открыли и он «оказал влияние» на повести Ирвинга, романы Купера и Симмса, «Гайавату» Лонгфелло. Ясно, что обращение писателей к индейской теме связано не с каким-то влиянием этой фольклорной традиции, существовавшей столетия бок о бок с культурой белых поселенцев Америки и остававшейся до времени невоспринятой. Внутренние процессы развития самой американской литературы, наступление эпохи романтизма с его интересом к народному, фольклорному началу определили в конечном счете и интерес, активное обращение к наследию устного творчества индейцев, что лишь условно можно назвать термином «влияние». Характерно, что в первые столетия европейской цивилизации Америки, когда индейские племена были многочисленны и в расцвете сил, европейцы прошли мимо их фольклора, а после того как большинство племен было уничтожено или загнано в резервации, индейский фольклор «оказал влияние» на американскую литературу.
Фактор активного отбора направил интерес русских романтиков 20–30-х годов XIX в. к европейскому и американскому романтизму, вызвал небывалый подъем популярности Купера и особенно Ирвинга, которого некоторые критики ставили даже выше Пушкина. В далеком, заморском находили свое, и оттого чужое вдруг становилось таким близким: поэзия Байрона, романы Вальтера Скотта, Купера. Никакое влияние не было в состоянии произвести такого действия, как органическая заинтересованность в родственных литературных явлениях.
Когда Генри Джеймс обратился к художественному опыту Тургенева, то причиной тому было развитие реализма в американской литературе и в творчестве самого Г. Джеймса, побудившее его искать сходные явления в литературе других стран. Джеймс «отобрал» для себя Тургенева как наиболее близкое ему эстетическое явление. Однако он признал это обстоятельство лишь тогда, когда влияние русского писателя на него стало уже историческим фактом и когда американский писатель обрел свою собственную художественную манеру.
