Женя
— Мы снимаем прямой репортаж с места
событий. Прямо сейчас заключенные исправительной колонии номер пять
подняли бунт, взяли три заложника из медицинского персонала и
устроили пожар в нежилой части помещения. Они требуют лучшие
условия для своего содержания и жалуются на произвол со стороны
надзирателей… Со своей стороны администрация колонии настаивает на
том, что бунт подняла определенная группа людей, имеющая влияние.
Так называемые в простонародье, воры в законе…
Бах! Громкий звук сигнализации меня
обрывает на полуслове, машинально пригибаюсь, боясь, что один из
летящих камней попадет мне в голову. Снова раздается громкий звук
на этот раз хлопка, закладывающий уши.
— Тема! Тема! — кричу, оборачиваясь
по сторонам, но дым от подоженных шин застилает глаза.
Ничего не видно, едкий запах
врезается в нос, отчего становится трудно дышать и я захожусь
кашлем.
Проклятье! Да где же
Серединский?
— Тема! — снова кричу, но мой
голос
утопает в шуме.
Похоже, придется искать. Наверное
потерял меня в дыме, и сейчас где-то недалеко стоит. Главное, не
паниковать.
Собрав волю в кулак, выпрямляюсь,
моргаю несколько раз и оборачиваюсь по сторонам, пытаясь во всем
беспорядке найти своего оператора, но бестолку. За плотной завесой
дыма ничего не разглядеть.
И дернул меня черт потащиться на эту
съемку! И ведь говорили: «Не лезь! Пусть парни едут! Опасно же!».
Ага, щас! Кто там будет слушать… Вот, глупая же!
— Серединский!
В ответ летит град камней, и я снова
пригибаюсь. В таком полусогнутом положении делаю несколько шагов
вперед… Или назад? Проклятье, куда я вообще иду?
Дыма становится еще больше, отчего
глаза начинают слезиться. Прикрываю рот рукавом, продолжая куда-то
двигаться. Неожиданно в дыму различаю нечеткий силуэт…
Ага! Человек!
До меня доносятся голоса, и я
заметно выдыхаю, осознавая что все-таки куда-то вышла и не
задохнусь от угарного газа.
Радости нет предела ровно до того
момента, пока я не подхожу к ним…
— Эй, Костыль, смотри какой сюрприз!
— хватает меня сбоку кто-то за руку и тянет на себя.
— Отпустите! — испуганно взвизгиваю,
но в ответ слышу только грубоватый смех, от которого у меня сердце
обрывается.
Неужели… Неужели я пошла не в ту
сторону?
Передо мной вырастают еще два мужика
среднего возраста. Судя по темной мешковатой форме с нашивками, они
заключенные.
— Отпустите меня! — требовательным
тоном выкрикиваю. — Я журналист федерального канала!
— Какая строптивая крошка, — хмыкает
тот, который держит меня за руку. У него бледный шрам рассекающий
глаз и гнилые зубы, на которых расплывается плотоядная ухмылка. —
Журналисточка, говоришь? — недобро прищуривается. — Слышь, Костыль,
у тебя была журналисточка?
— Не-а, — отвечает ему рядом стоящий
мужик. Из примечательного у него только высокий рост и
неестественная худоба. Видимо отсюда и прозвище — Костыль. — Но
сейчас будет!
Липкий страх ползет по спине.
Нет. Нет. Этого не может
произойти…
Понимая, что сейчас может случиться нечто отвратительное и ужасное,
я чудом вырываюсь из хватки зека. Момент неожиданности работает на
меня, поэтому прежде чем кто-нибудь из троицы успевает очухаться, я
стремглав бросаюсь в противоположную от них сторону. Спотыкаюсь об
какой-то штырь, но на адреналине совершенно не чувствую боли.
— Стой! Стой! — кричат эти троя
догоняя, и я ускоряюсь.
«Только бы не упасть. Только бы не
упасть» — как мантру повторяю про себя.
Господи, пожалуйста, пусть они
отстанут! Я больше никогда не буду нарываться, клянусь! Потому что
именно из-за своей глупости и самонадеянности, я оказалась в этой
ситуации.
Когда передо мной вырастает стена,
осознаю что снова бежала не туда… И вместо того, чтобы добежать до
относительно безопасного участка, где снимают журналисты и стоят
полицейские, я добежала до самой тюрьмы.
