Меня била дрожь, и я никак не могла
согреться. Горячие струи воды стекали по лицу, мешаясь со
слезами.
Я держала его, это самое лицо, все
время, пока сидела в баре и смотрела в глаза Платонову. И потом,
когда ехала по вечерним улицам, вглядываясь в метель. И даже когда
обнаружила, что на моем месте раскорячился незнакомый черный
паркетник. Всего лишь выругалась от души и поставила машину
поперек, перекрыв оккупанту выезд. Поднялась на пятый этаж, вошла в
прихожую, разделась, встала под душ – и только тогда открыла
шлюзы.
А ведь с утра ничто не предвещало
катастрофы. Ну не считать же горевестником смску от МЧС с
предупреждением о метели, гололеде и порывах ветра до двадцати
метров в секунду.
Пятница, впереди выходные, а вечером
встреча с Кириллом. Мы были вместе уже почти два года, виделись
каждый день на работе, и не только, конечно. Но неделю назад он
уехал в командировку, и я страшно соскучилась. Сегодня днем
вернулся, позвонил, и мы договорились встретиться в новом баре
недалеко от офиса. Разумеется, с продолжением на выходные.
А всего через полчаса в дверь моего
кабинета постучали…
Я с силой тряхнула головой, но
добилась лишь того, что мокрые волосы залепили лицо, а стоп-кадр с
изображением девушки в голубом платье, обтягивающем аккуратный
животик, сменился видео-роликом…
***
Полумрак, негромкая музыка, чашка
кофе на барной стойке. Взгляды в упор, как у дуэльного барьера.
- Оля, я не смогу без тебя!
- А я без тебя прекрасно смогу,
Платонов.
- Послушай, это не мой ребенок.
- Вот в это могу поверить. Легко.
Потому что каждый потаскун рано или поздно получает в лоб бумеранг.
В виде раскидистых рогов. Знаешь, во что не верю? В то, что эта
овца пришла оклеветать тебя из мести. За то, что ты ей не дал.
Отпиваю глоток кофе, ставлю чашку на
блюдце. Чтобы не позволить ей звякнуть, выдав дрожь пальцев, держу
за ручку изо всех сил. Не раздавить бы.
Вид у Кирилла… бледненький. На вруна
он явно не учился.
Мерзко до тошноты. Еще сильнее
подкатывает к горлу, когда он пытается поймать меня за руку.
Соскакиваю с высокого табурета,
задеваю лежащий на соседнем букет сиреневых в крапинку
альстромерий. Цветы веером разлетаются по полу. Не специально, но
выглядит нарочито, театрально. Брезгливо перешагиваю, и все же один
стебель противно чавкает под каблуком. В груди такая тяжесть, как
будто кто-то вот так же наступил и раздавил сердце.
Обещанная метель разгулялась вовсю.
Снег летит в лицо, голыми руками расчищаю дверь, чтобы достать
щетку. Сметаю со стекол – их тут же залепляет снова. Дворники не
справляются. Закоченевшие руки судорожно стискивают руль, но машину
все равно водит по льду так, что ёкает в животе. Проезжаю мимо
одной аварии, второй, третьей. Смотрю безразлично. Внутри все так
же замерзло, как и снаружи.
На мгновение становится все равно –
доеду ли до дома, что со мной будет завтра. Стиснув зубы, беру себя
в руки. Еду дальше…
***
Выключив воду, я услышала
приглушенный дверью рингтон.
Да хоть обзвонись! Надо было сразу в
черный список закинуть. Где бы себе записать для памяти: никогда
больше не заводить отношений на работе. Любуйся теперь на эту
подлую рожу каждый день. И уходить не вариант. С какой стати?
Ничего, переживу.
Мелодия звонка оборвалась, чтобы тут
же возобновиться.
Я бы, конечно, сделала вид, что не
слышу, но… когда у тебя пожилые и не слишком здоровые родители,
игнорить телефон, мягко говоря, неразумно.
Замотав волосы полотенцем и накинув
халат, я вышла из ванной. От открытой в кухне форточки тянуло
холодом, зубы невольно выбили барабанную дробь. Телефон надрывался
на полочке в прихожей, но подойти я не успела. Судя по журналу
входящих, это был уже шестой пропущенный вызов – с незнакомого
номера. Перезванивать, разумеется, не стала: если так сильно
кому-то приперло, наберут еще раз.
