Ну, вот мы и встретились опять, дорогой мой Читатель. Надеюсь, что ты уже познакомился с Филином и его командой, прочитав книгу «Филин. Сделать невозможное», и помнишь о том, что было написано в самом ее конце. Да! Автор, твой покорный слуга, сказал тогда, что этот парень все еще жив, бодр душой и телом и… Продолжает свой путь. Путь солдата… И, может, это предначертание господне… Кто знает?! И этот парень продолжает идти через эти тернии… Падает и встает, теряет друзей на этом пути, разочаровывается в людях и… Все же верит в них!.. Потому что не может быть иначе, потому что еще остались и ждут своего бывшего командира его боевые братья, команда Филина. Те, кто остался…
Мы расставались с Андреем, капитаном-пенсионером ОСН «Витязь» Проценко, а в узком кругу краповых беретов – Филином, в 95-м, в апреле, когда он со своей семьей на борту теплохода «Дмитрий Шостакович» отчалил от причала родной Одессы, направляясь в Израиль…[1]
Сегодня на дворе 2004 год, осень…
Ты думаешь, что Андрей разжирел, растолстел на заморских харчах и перестал быть тем Филином, которого ты уже знаешь? Ты не прав! Филин остался Филином, с тем же обостренным чувством справедливости, с тем же непримиримым отношением к злу, подлости и обману!.. Наш капитан остался все тем же воинственным, бескомпромиссным солдатом… Хоть и постарел немного, чего греха таить… Без малого десять лет прошло… Но он остался все тем же балагуром-одесситом, неисправимым оптимистом и душой любой компании. И хоть пометало его за эти годы по «глобусу», всегда и везде он, если была такая возможность, брал в руки гитару и пел… Пел! «За Одессу», о любви и о тех боевых братьях, деливших с ним судьбу в Афгане, Фергане, Абхазии и Карабахе… И эта светлая грусть помогала ему выживать тогда и теперь… Все эти годы вдалеке от Родины…
Я так долго маялся по свету,
Все чего-то нового искал.
Но не понимал, что кухня эта
Для меня единственный причал…
– Андрюша… А может, передумаешь? Ведь не поздно еще – «Шостакович» отходит только через три часа…
– Поздно, ма… Уже давно поздно…
– Отпустил бы ты их в этот Израиль… – Пожилая женщина кивнула головой в сторону своей невестки Ани и внучки Машеньки, четырехлетнего карапуза. – Аня… Ну, что Аня… Найдет себе кого-нибудь, ведь молодая еще. Сколько ей там, всего-то двадцать пять! Она ж «к себе на родину» едет!.. А Машенька… Так сейчас уже не те времена!.. И они смогли бы к нам приезжать, да и мы… И ты… Смог бы к ней ездить… Денег хватило бы – ты ж сидеть не будешь на месте! Или зря, что ли, этот «Белый парус» на ноги ставил?! В последний год вон как хорошо жили! И им бы помогал отсюда…
– Нет, ма, больше «Белого паруса»…
– Как нет? А Игорь твой где же тогда «генеральным директором» остается? Я же сама этот приказ на машинке печатала, да и другие документы видела!
– Если бы ты знала, ма, сколького ты не знаешь!..
– Ведь не будете жить!.. Ты не сможешь! Ты чужой там, сына!
– Может быть, ма, все может быть… Теперь все может быть…
– Сколько ж нам с отцом ждать-то тебя, Андрюша? – Пожилая, утомленная жизнью женщина заплакала. – Сначала из армии твоей ждали, теперь из Израиля… Не молодые уже мы, сына, дождемся ли?..
Ах, какие это были слезы!!! Таким слезам позавидовал бы любой солдат. Да что там любой! Любой из группы Филина!.. А уж эти-то ребята знали цену слезам…
Мама Аня, как ее любовно называли все друзья Андрея, плакала тихо, по-мужски, по-солдатски, без всхлипов и вздохов. Просто… Из ее глаз катились молчаливые, горькие слезы, большие такие, огромные прозрачные капли…
– Из армии ждали… Только и знали, что по госпиталям ездить… Отец, вон, после твоей Ферганы в две недели седым стал…
