История эта произошла совсем недавно в одном из старых домов на Василевском острове города Санкт-Петербурга.
Всем питерцам знакомы дома-колодцы, плотно прилегающие друг к другу и образующие собой целые кварталы со сплошным фасадом. Внутреннее состояние таких дворов имеет резкое отличие от их парадной, украшенной лепниной, а иногда и позолотой, части. В окна квартир, расположенных друг против друга, не проникает солнечный свет. В каморках таких коммуналок в своё время жили Гоголь и Достоевский. Быть может, именно отсутствие света, серость и убогость вокруг так повлияли на их творчество?
Дом, в котором прошло детство нашего героя, находился на четвёртой линии упомянутого выше района, буквально рядом с известным всем питерцам Двором Духов. Сам Аркадий Натанович Каплун с семьёй недавно переехали в новую благоустроенную квартиру в Петроградском районе. Но тоска по комнате в коммуналке, где прошли лучшие годы детства, никак не хотела отпускать его душу. Поэтому при каждом удобном случае Аркадий рвался туда под предлогом того, что едет навестить старую больную мать. И лишь одному ему было известно, что только там, в этом мрачном, сером дворике к нему приходило вдохновение, а иногда и озарение.
Дворы старого города насквозь были пропитаны историей и каким-то особым духом. Проводя далеко идущие параллели, Аркадий нередко сравнивал их с головками сыра с плесенью. Внешность такого сыра порой очень обманчива: за резким, иногда неприятным запахом скрывается восхитительный нежный вкус. Попробовав его однажды, ты навсегда становишься поклонником этого загадочного деликатеса с богатой историей.
Именно таким был двор, в котором родители Аркадия поселились после свадьбы, получив в пользование чудесным образом сразу две комнаты в трехкомнатной коммуналке. И ничего, что одна из них была проходной и обе они имели окна, выходящие во внутренний двор.
Именно там, сидя на полусгнившей скамейке рядом с аркой чёрного входа, невидимый никем, он рассматривал окна своего дома в старый театральный бинокль, доставшийся ему по наследству от безвременно почившего отца. В этих окнах кипела своя особенная жизнь, за которой Аркадий любил наблюдать еще в детстве, вот так – тайком. Повзрослев, он не мог изменить своей привычке, даже когда создал семью и у него родились дети, при любой возможности, возвращаясь вечером с работы, Аркадий неизменно усаживался на скамейку и наблюдал, как оживал дом, постепенно одно за другим зажигая свои окна. Он мог сидеть так, не двигаясь, несколько минут, а потом, на некоторое время, закрыв глаза, брал в руку простой графитовый карандаш и записывал в свой блокнот идущие к нему потоком рифмованные мысли. Так рождались стихи. И это была его большая тайна, он никому никогда не показывал свой блокнот.
После того, как Флёру Соломоновну с подозрением на ковид отвезли в больницу, Аркадий перебрался сюда жить. Предлогом и оправданием перед супругой было то, что старый чёрный кот, любимец его матери, не сможет существовать один, а забирать его домой было крайне опасно в связи с аллергией младшей дочери на кошачью шерсть.
Буквально на следующий вечер, сидя в своем излюбленном месте и глядя вверх на чёрный квадрат звездного неба в ожидании вдохновения, Аркадий боковым зрением увидел, как в его окне вдруг стал мерцать слабый свет. Это совсем не походило на отблески ночника или электрического фонарика, скорее всего, на пламя. Пожар или ограбление?
Запихивая на бегу блокнот и карандаш во внутренний карман пальто, он стремглав бросился в свой подъезд и в мгновение ока взлетел на пятый этаж, перепрыгивая через ступеньку старой истертой за сотни лет лестницы.
