Глава 1
– Возьми, Ладушка. От моей матушки они мне достались. Берегла всю жизнь. Единственное моё сокровище! – бабушка протянула внучке морщинистую руку, зажатую в кулачок. Кулачок медленно раскрылся, и на большой шершавой ладони Станислава увидела пару серебряных серёжек с перламутровыми горошинками небольших жемчужинок, потускневших от времени.
– Красота какая! Как же ты их сохранила? Вы ведь столько голодали, – удивлённо воскликнула девушка.
– И то, правда. Не раз хотела продать, но обошлось. Были у меня и колечки и серьги разные, все продала в голодные годы, а на эти рука не поднялась. Матушкины заветные. Они как оберег, не дали пропасть.
– Зачем же ты их мне отдаёшь?
– Пусть теперь тебя хранят, а мой век заканчивается.
– Не говори так, бабушка. Как мы без тебя будем?
– Мы и так теперь редко видимся. Привыкнете. Замуж выйдешь, другие заботы пойдут. И вот ещё. Возьми эти письма. Они от деда твоего. Эти треугольнички он мне с первой войны присылал, а эти два… – Прасковья замолкла, словно обдумывая как бы сказать внучке о пропавшем деде.
– Откуда эти? – нетерпеливо произнесла девушка, с удивлением разглядывая помятые конверты с большим количеством марок.
– Из Америки. Там он. Живой. Потом прочитаешь, всё поймёшь. Да не показывай их никому. И отцу не говори, что я их тебе отдала. Он не одобрит. Я бы их выбросила, только чувствую, что пригодятся они ещё. Тебе пригодятся, – бабушка почти перешла на шёпот, словно боялась, что кто-то может их услышать.
Стася с волнением приняла бабушкины подарки, подавив желание засыпать старушку вопросами, и спрятала их подальше в чемодан. Письма она прочитала намного позже, когда бабушки не стало. По иронии судьбы Прасковья оказалась права, они действительно пригодились её внучке и однажды круто изменили жизнь девушки.
Бабушка рассказывала, что назвали Станиславу в честь деда, бывшего по национальности поляком. Как и откуда он появился в их селе, никто не знал, но поговаривали, что был он из ссыльных. Высокий, красивый, работящий он прижился у молодой вдовы Прасковьи, за год до того похоронившей мужа и оставшейся с двумя малыми детьми. Станислав сначала подрядился помогать ей за жильё и стол, а потом и вовсе поселился в её доме, как хозяин. Свадьбы они, правда, не играли и в церкви не венчались, но за несколько лет прижили сынишку, которого поляк записал на своё имя и очень любил.
Николке исполнилось пять лет, когда началась война, и Станислава забрали в армию. Осталась Прасковья снова одна, да ещё на сносях. Но то ли от горя, то ли надорвалась на тяжёлой работе, только последнего ребёнка женщина не выносила. Случился у Прасковьи выкидыш, после которого она долго болела. Станислав же на войне пропал. Может и убит был, да только кто же ей сообщил бы. Ведь официально она не жена. После войны грянула революция, потом гражданская война, потому и осталась Прасковья одна. Где ж было тогда мужиков взять? И молодым девахам парней не хватало, что уж говорить про вдовствующих женщин, как она. Так и жила Прасковья по-вдовьи, растила троих детей, видела бессчётно горя и нищеты. Многие тогда так жили. Часто вспоминала она своего Станислава, горевала о нём, видно любила очень.
Где-то в двадцатых годах, уже во времена НЭПа получила вдруг Прасковья письмо. Из самой Америки. От Станислава. Жив оказался. Как он туда попал, Станислав не писал, сообщил только, что повезло ему в дальних землях, заработал деньжат, разбогател и собирался приехать за Прасковьей и детьми и увезти их с собой. Обещал сытую и счастливую жизнь. Написала она ему ответ, о жизни своей рассказала, о детях, повинилась, что дочку не уберегла, и стала ждать. Долго ждала, соседям рассказывала, что уедет скоро в дальние земли. Только никто за ней так и не приехал, а саму Прасковью за буржуйские настроения, посадили в тюрьму на два года. Нашлись, видимо, недоброжелатели. Позавидовали и донесли на неё. Времена менялись, и попасть за решётку стало очень легко. В тюрьме Прасковье пришлось несладко. Поднимали женщин рано утром и увозили на строительство железной дороги. Работа тяжёлая, кормили плохо. Женщины возили на телегах камни, песок. В холод мёрзли, в жару мучились от жажды. Думала Прасковья, что не выживет, не увидит больше своих детей, но ей повезло, дотянула до конца срока.
