Гонцов с королевскими эмблемами в дворянских поместьях встречали по-разному. Везде они зачитывали один и тот же текст, но реакция на него почти всегда отличалась.
Гостиная первая.
Уютная, даже изящная, она оказалась именно такой, какой ее можно представить, глядя на двухэтажный особняк в центре респектабельного квартала. Здесь хозяйка разговаривала с гонцом сама, даже слуг выставила. А когда он ушел, долго сидела в оцепенении, пока наконец не прижала пальцы правой руки к все еще красивым губам и не выдохнула:
– Шанс… – почти теряя сознание от облегчения, прошептала она. – Это шанс.
Гостиная вторая.
Здесь не стали дожидаться ухода гонца. Стоило ему дочитать указ короля, как девушка в платье с многочисленными оборками – старшая из трех сестер-погодок – вскочила и с восторгом выпалила:
– Женихи!!!
Гостиная третья.
Немолодого курьера с тяжелой солдатской поступью проводили в кухню для слуг. Хозяйка лично проследила за тем, чтобы служивого накормили и устроили. А потом вернулась в залу, где ее ждали члены семьи и некоторые соседи, чтобы услышать злое и нервное:
– Они нас ищут! Ищут! И не успокоятся, пока не найдут!
Возражать хозяйка не стала: она пришла к такому же выводу.
Гостиная четвертая.
В этом зале отец семейства высказал немало отвратительного курьеру, словно не понимал, что тот ничего не решает. Хозяин дома кричал и злился, ибо с легкостью читал на лицах детей мысль, завладевшую всем их существом.
«Свобода! Свобода!!» – вот, что светилось в глазах отпрысков. И он ничего не мог с этим поделать.
Гостиная пятая.
Пока гонец читал указ, ему казалось, что он находится в этой большой, почти пустой комнате совершенно один – такая стояла тишина. Ее не нарушили ни шорохом, ни словом, ни вздохом. А потом мать семейства заплакала. Невероятно тихо, почти беззвучно.
– Мясо для стрел, – прошептала она. – Мясо для стрел…
Гостиная шестая.
Гонец давно уже покинул комнату, стремясь быстрее унести ноги от разлитого в воздухе предгрозового безмолвия, когда все замирает, страшась гнева стихии. И этот гнев, словно еще далекий, рокочущий гром, прогремел в голосе заговорившего:
– Они собирают заложников.
Письма, доставленные в эти и многие другие поместья, конечно, были разные, но текст их не разнился ни на букву:
«Указ от 4 червеня 8755 года.
О сборе на учение в Окатавскую Магическую Академию отроков дворянских фамилий из Летних[1] земель.
Памятуя о бессмертных во славе и деяниях предках наших, героях-спасителях славного нашего Отечества, ратуя о продолжении их славных дел и заветов, созываем в Окатавскую Магическую Академию отроков всех дворянских семей, проживающих в Летних землях, возрастом старше пятнадцати и младше двадцати четырех лет обоего полу, имеющих магические способности любого свойства, будь то хоть ведьмовство, хоть волхование, хоть дар слабый, хоть чародейство сильное. От каждой семьи дворянского звания к первому числу вересеня требуется прислать одного из детей, рожденных в браке, но еще не состоящих в нем. Для содержания в Академии оных всемилостивейше мы определили довольную сумму денег, дабы ни в чем никакого недостатка быть не могло. Надеемся мы несомненно, что все наши верноподданные, видя столь многие наши об них попечения, присылать станут детей своих, в службу нашу и во славу отечества.
Милостью Лунной Королевы и Лунного Короля правитель и король земли Ланьбергской Эдмунд IV».
Простым языком сие означало, что от каждой дворянской семьи к первому числу осени требовалось прислать на обучение одного магически одаренного ребенка, причем бастарды и приемыши не подходили. Государство брало на себя все расходы на обучение, из чего следовало, что потом придется эти деньги отрабатывать. Больше всего родителей волновал вопрос – зачем королю потребовалось столько магов на службе?
