Всю бессмысленность своего существования он педантично каталогизировал. Одинаково серые тетради заполнялись по будням, а цветные – по выходным и праздникам. Каждый вечер он запирался в тесной кладовке, которую с гордостью называл кабинетом, доставал из деревянного футляра – подарок жены – пузатую ручку с золотым пером и писал. Его рука двигалась уверенно и плавно, выписывая словесные узоры с каллиграфической точностью. Каждую новую запись он начинал с одного единственного вопроса: «Я счастлив?»; отступал строку и грубо сшивал на бумаге факты неумолимо растворяющегося дня.
Сегодня надел неглаженую рубашку под асбестовый свитер. Обнаружил крохотную дырку в районе третьего ребра. Зашить или выбросить? Дырку оставлю, а вот рубашку завтра лучше взять свежую, от этих складок всё нутро чешется. Стоял утром за кофе. Женщина неопределенного возраста спросила о слойках. Сказал, пусть берет, до полудня они еще свежие. После увидел недоеденную слойку, одиноко лежащую на размокшей от снега картонке. Грустно. Я надеялся ей понравится. В метро встретил Петра Фролова, растолстел. Повод задуматься о собственном весе. Говорит, на мое место взяли Архипа-Соловья. Голос у него, конечно, выше, зато опыт. Всю жизнь подростков озвучивал, а теперь злодей. Поднялся. Работать не мог. От этой сырости у меня болят запястья. Но деньги нужны. Завтра новый костюм привезут. Придется носить…
Он пропустил еще одну разлинованную строку и, подумав, добавил лаконичную запись: «Может быть, завтра я буду счастлив». Закрыв тетрадь, он подписал ее порядковым номером и отправил в картонную коробку. С каждым годом картонные стены в его «кабинете» опасно сужались, угрожая в один прекрасный день поглотить и его самого. Это мог быть его единственный шанс на спасение – погибнуть под весом собственных воспоминаний. Если бы однажды в его тетради не появилась надежда…
***
В переполненном трамвае было тесно и жарко. Яркая девушка уперла ему в ребра остроконечную сумочку. Где-то впереди старик сетовал на невежество молодежи, тщетно пытаясь пристыдить гордо сидящего подростка. И только записанный голос сохранял лицо. Он по-прежнему равнодушно декларировал информацию для пассажиров, как бы между делом объявляя следующую остановку.
«Как же меня всё достало!» – шальной пулей пронеслась мысль в его голове. В груди болезненно кольнуло. Нет, это всего лишь незадачливая старушка ударила его локтем. «Выйти, мне срочно нужно на свежий воздух…» – он жадно глотал наполненный по́том воздух, ощущая, как к горлу подступает неминуемая паника. – «Сейчас же!». Размашистыми движениями он поплыл в сторону выхода. Нервно расталкивая пассажиров, он старался не замечать их звериных оскалов. Наконец, двери великодушно распахнулись и его выплюнуло на вечерний мороз.
Город встретил его пугающей чернотой дворов. Он боязливо озирался по сторонам: вокруг ни души, лишь мягкий свет в окнах домов напоминал о том, что где-то здесь ещё теплится жизнь. Выбора не было. Он сунул руки в карманы, сжался, будто ожидая подлого удара из темноты, и засеменил в глубь квартала. Чем дальше он уходил от шумной улицы, тем спокойнее ему становилось. Мимо то и дело пробегали черные силуэты кошек, а с деревьев размашистыми кляксами срывались вороны. Он перестал вздрагивать от каждого шороха и впервые за долгое время вздохнул полной грудью. А ведь когда-то, лет двадцать пять назад, он с друзьями обожал гулять по ночам. Тогда в полуночной мгле было нечто романтичное, их тянуло на откровенные беседы. Лежа на деревянных лавках они смотрели на звезды и мечтали о том, как однажды, через много лет, они обретут любовь на всю жизнь, станут известными музыкантами и писателями; а может быть актерами и даже археологами. В ночи казалось возможным всё. Он остановился на перекрестке, осмотрелся и, решив не сворачивать, двинулся дальше. Когда-то они также, как сейчас, шли по темным улицам маленького городка и рассказывали городские легенды. Один, самый старший из них, знал всё о таинственной Алой даме. Ему о ней поведал прадедушка перед самой смертью. Он рассказал, что когда-то Алая дама была юной семнадцатилетней девушкой с белокурыми косичками и васильковыми глазами. В городе все её обожали за мягкий характер и необычайный дар врачевания. Она заговаривала травы и коренья, отчего те приобретали волшебные целительные свойства. В обмен же она просила лишь лоскутки алой ткани. Один пузырек – один лоскуток. Никто не задавал вопросов и всегда оплачивал услуги требуемой тканью. Но, однажды, один молодой человек, возвращаясь домой в ночи, заметил Алую даму на перекрестке. Она сидела при свете свечей и сшивала лоскутки в платье. По городу быстро распространились слухи о ведьмовской природе девушки. История передавалась из уст в уста, обрастая всё новыми и новыми суеверными деталями. Так появилась легенда о том, что, когда Алая дама дошьет своё платье, то станет бессмертной, а её дар врачевания угаснет навсегда. Говорят, в жителях городка проснулась зависть и желание сохранить для себя ведьмовской дар. Так, одним февральским днем горожане проникли в дом ведьмы и сожгли платье. На следующее же утро было найдено обугленное тело неизвестной женщины. С тех самых пор знахарку никто не видел, но пошли разговоры о том, что по ночам на перекрестке стала появляться белокурая девушка в алом платье и просить лоскуток. Если не дать желаемого, то она задушит путника…
