Stille Nacht, heilige Nacht!
Alles schläft, einsam wacht
Nur das traute, hochheilige Paar.
Holder Knabe im lockigen Haar,
Schlaf in himmlischer Ruh.
Stille Nacht, heilige Nacht!
Hirten erst kundgemacht,
Durch der Engel Halleluja.
Tönt es laut von fern und nah:
Christ, der Retter ist da!
Agnus Dei
Aus des Himmels goldenen Höhn
Agnus Dei
Uns der Gnaden Fülle läßt seh́n
Agnus Dei
Jener Liebe huldvoll ergoß,
Agnus Dei
Die uns arme Menschen umschloß
Stille Nacht, heilige Nacht!
Gottes Sohn, o wie lacht
Lieb aus deinem göttlichen Mund,
Da uns schlägt die rettende Stund,
Christ, in deiner Geburt.
Agnus Dei
Aus des Himmels goldenen Höhn
Agnus Dei
Uns der Gnaden Fülle läßt seh́n
Agnus Dei
Jener Liebe huldvoll ergoß,
Agnus Dei
Die uns arme Menschen umschloß
Agnus Dei
Als der Herr, vom Zorne befreit,
Agnus Dei
In der Väter urgrauer Zeit
Agnus Dei
Aus des Himmels goldenen Höhn
Agnus Dei
Uns der Gnaden Fülle läßt seh́n
Agnus Dei
(Немецкая рождественская песня)
24 декабря 1936 года в Ганновере был самым снежным днем за всю зиму. В шутку, горожане говорили, что во всей Германии не сыщется столько снега, сколько намело на главной улице Старого Города. Однако, это никак не повлияло на Дух Рождества и жители сновали по своим делам в приподнятом настроении, ожидая сочельника, который они проведут в кругу семьи.
Алоис Эргарт шёл под руку со своей матерью – Петрой Эргарт по улице, ведущей к Рыночной Церкви. Сегодня должна была состояться рождественская служба, которую вел Отец Крист (фрау Эргарт он очень нравился, конечно, была в этом и заслуга его фамилии.)
«Отец Крист – настоящий слуга Божий, Алоис, с ним рядом сама душа ближе к небесам», сказала она ему, когда он спросил: не пойти ли им на службу в, скажем, Церковь Святого Эдигия, хотя бы потому, что она ближе?
Сейчас его мать шла и сияла от удовольствия, с улыбкой на румяном и молодом лице. Однако, Алоису она показалась встревоженной где-то глубоко внутри. Только он мог разглядеть это, но не стал бередить её душу. Не сегодня.
– Говорят, сегодня ночью будут петь мою любимую рождественскую песнь, Алоис. «Тихая ночь, Святая ночь». Ах, как она зачаровала меня, когда я была еще совсем ребенком! Я была чуть моложе тебя, мой дорогой, – сказала она и посмотрела на сына.
– Мама, я не ребенок уже вовсе, мне скоро исполнится двадцать один год!, – сказал он и засмеялся. Летом Алоис собирался поступать в военную академию, как и подобает взрослому мужчине. Фрау Эргарт эту идею не одобряла. По правде говоря её охватывала дрожь от одной только мысли, что её единственный сын может пасть на поле боя.
– Да… да, ты верно говоришь… Ах, не поверишь, как быстро летит время. Казалось, что мне будет 16 лет всегда… В моей молодости всё было иначе, мальчик мой. Я забываю иногда, что дети тогда и дети сейчас – это не одно и то же. Я силюсь понять ваши треволнения, ваши интересы, но тщетно. Мы уже далеко позади, и это пугает, новые времена, Алоис, они пугают. Тогда люди еще и не верили, что может случиться что-то ужасное.
– Вы про…
– Да, – кивнула фрау Эргарт, ее взгляд оторвался от его лица и устремился на шпиль церкви. Полная луна висела высоко, освещая все бледным ярким светом, снежинки кружились в вальсе друг с другом. – Да, я про то самое. Война – это ужасно. Нам осталась только вера. Вера во всё лучшее. Над головой должно быть место только чистому небу и Господу Богу, а не этим твоим истребителям. Но полно. Мы уже пришли.
Горожане уже толпились у входа, толпа гудела в ожидании мессы.
– Помолимся же, сын мой, – она улыбнулась.
Внутри было тепло, всюду свечи перемигивались жёлтыми огоньками, их отсветы плясали на высоких кирпичных стенах. Отца Криста еще не было, кафедра пустовала и в церкви стоял праздничный гомон, люди перешептывались, кто-то смеялся, соседи здоровались и обсуждали планы.