Туча снега и угольной пыли с узловой станции взмыла над калмыцкой степью и внезапно рухнула на затерянный в утренней мгле хутор. Две-три мазаные хаты и длинный приземистый амбар точно осели под ударом стихии. Человек на крыльце накинул капюшон шинели и пронзительно, по-степняцки, свистнул. Хутор закружило вьюжной пляской, но на востоке уже зарделись алые лучи, и буря стихала.
В прижатом к земле, прикрытом забралом палисадника оконце горел свет. В комнате были двое. Один, высокий, худой, с желтыми блестящими глазами, сидел в кресле у стола. Против него стоял коренастый мужчина в военной форме без знаков отличия.
– Мы должны подчиниться приказу. Соединение белых фронтов поставит крест на республике. И ты, Аваддон, это понимаешь. Я вижу, ты что-то задумал, но… но я в твоих играх участвовать не стану, – мужчина в военной форме говорил нервно и сбивчиво.
– Никанор, мы с тобой вместе много лет. Стал бы я лгать тебе? Ты же знаешь – у нас своя игра. И большевики в ней – отыгранная карта. Я удивляюсь тебе.
– И ты, положивший столько сил, чтобы привести их к власти, теперь готов переметнуться к врагам?!
– Воссоединение белых фронтов неизбежно приведет к падению большевиков. Это к лучшему. Они стали слишком самостоятельны, их планы противоречат нашим. Нам не нужна мировая революция и мировая власть Ленина. Мы ждем другого.
– Все это я уже слышал. Отвечай прямо, – мышцы на лице Никанора напряглись, он подался всем телом вперед и навис над Аваддоном, – отвечай! Ты подчинишься приказу или нет?
– Нет, – Аваддон скривил губы и отвернулся.
– В таком случае, – Никанор вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист, развернул его и положил на стол перед Аваддоном, – это приказ Троцкого, передающий мне руководство над твоей группой.
– Вы и это предусмотрели… – Аваддон презрительно усмехнулся.
– Ты сам поставил вопрос ребром. Я этого не хотел…
С улицы донесся топот копыт, конское ржание, чьи-то голоса, и наконец в дверь постучали.
– Войди, – прохрипел Никанор.
На пороге возник матрос с винтовкой за спиной.
– Он прибыл. Ждет.
– Все, – Никанор повернулся к Аваддону. – Я не допущу соединения фронтов.
В смежной комнате на табурете сидел юноша в тулупе. Оледеневшими руками он держал чашку с бледной маслянистой жидкостью и с наслаждением прикасался к ней лопнувшими на морозе губами.
– Рад тебя видеть, Степан. Я надеюсь, ты с добрыми вестями.
– А как же! – Степан пригладил ус и поставил чашку. – Я с худыми не езжу, Никанор Иванович.
– Ну, не тяни. Выкладывай.
– Корреспонденцию везет генерал Гришин-Алмазов, с ним пять офицеров сопровождения. Три дня назад они выехали из Новочеркасска и направляются в Петровск, там хотят сесть на корабль и по Каспию добраться до Гурьева. В Гурьеве их будет ждать отряд Колчака, и они станут недосягаемы. Потому, я думаю, лучше всего перехватить их в степи…
– Постой. Это мы уж сами решим. Ты расскажи, что именно они везут.
– Доподлинно неизвестно. Корреспонденция большая, но в ней есть письмо Деникина с планом воссоединения армий Юга и Востока на Волге.
– Что ж, наш полковник славно сработал…
Дверь в хату с шумом распахнулась, и внутрь ворвался ледяной мартовский буран. Туча снежной пыли вновь взмыла над хутором и, провожаемая конским ржанием, устремилась на юг, к Каспию.
