Уж столько по Чернолесью историй разных ходит, сразу и не понять, где вымысел, а где полуправда. Уж стольких людей в историях тех описано, что и запутаться в именах можно. Уж так они в беду запросто попадают и так ловко из беды выпутываются, что недоумение у слушателя возникает: дураки они все или, наоборот, полуглупые. Умных-то точно среди таких вот нет. Умный не будет в Чёрный лес соваться и уж тем более жить в нём, коль, конечно, он не сила гнилая.
Бывают, конечно, истории про людей, что волей случая в лесу оказались, где даже в самый погожий день солнце через кроны огромных сосен не проникает. Везунчики среди них встречаются. Так ловко смерти избегают, что любой позавидует.
Таким вот везунчиком был и Гришка, что дочь свиновода полюбил, да гнева бати девки той испугавшись, прямиком в Черный лес и убёг. Не желал именитый свиновод в мужья дочери своей единственной простого косаря. Велел Гришку до смерти высечь, когда в опочивальне дочери его застал. Вот и бежал Гришка в самое лютое место в мире нашем. Знал ведь, что умный человек по своей воле в это страшное место не сунется. А свиновод отнюдь дураком не славился.
Думал тогда Гришка, что пару – тройку зим перекантуется, в трактирах лесных пересидит, да обратно в Сытые луга вернётся. Страсти улягутся и, глядишь, смягчится свиновод. А может, и сам Гришка к тому времени деньжатами разживётся и посвататься сможет. Как того правила требуют.
Ну, чего зря запортки теребить? Тянуть историю ту не буду. Смысла нет. Короче говоря, не шибко у Гришки тогда сложилось. Туда – сюда бегал, да хорошо так в чащу залез. Где-то в стороне Обрезанков дело то было. С жуликами связался по глупости, потом от них и выхватил. Спасался бегством от разъярённых деревенских. Чуть не помер в лесу с голоду и холоду. Да наткнулся на хутор. А дальше вот чего было…
Высоко в кронах ветер свистел, а в чаще у корней сосен мороз трещал. Так уж трещал, что казалось, будто вот в раз весь лес поляжет. А Гришка-то в одних портках, да в лаптях худых. Красным должен был быть, да уже синеть начал. Бредёт, спотыкается, а у самого глаза смыкаются. И чудится ему хутор в чаще лесной. А ещё чудится старик с фонарём. И выбежал тот старик на встречу, и понял Гришка, что не чудится.
– Ты чего это, парень, шастаешь в такой мороз, да в таком месте? Тут места гиблые, – затараторил старик, на бедолагу полушубок свой набросив. – Идём быстрее в хату. А то вот-вот околеешь.
Ну а Гришка так промёрз, что и языком уже воротить не может. Лишь в хате, у огня, опосля того, как старик в глотку ему три стакана мутной влил, отогреваться начал. Ох и ломота началась у него. Руки крутит, ноги вертит, уши будто огнём прижигают. Если бы не захмелел, три стакана натощак опрокинув, криком бы орал.
Ну ничего. Отогрелся и полегчало. Старик на стол накрыл, Гришку за стол усадил.
– Как ты тут, отец, один-то поживаешь? В такой глуши, поди, людей не встретить, – поинтересовался гость, разглядывая убранство дома хозяйского.
– Ну как поживаю? Спокойно. Всё что нужно есть у меня. А еда? Так мне, старику, многого не нужно. Что лес присылает, тем и довольствуюсь, – хихикает дед.
– А про места гиблые твердил? Зверь тут злой водится?
– Зверь? Да как везде. Сила тут гнилая засела, чёрная, страшная. Жизни людские ворует.
– И ты не боишься её?
– Мне нет резона бояться. Я стар, своё уже многократно пережил. А вот таким, как ты бояться стоит.
– Не скучно тут тебе? Поди, гостей не часто встречаешь?
– Не часто, – покачал головой старик, – но бывают гости у меня. Я им истории рассказываю, они слушают. Так я хоть речь свою не забываю.
