Утро началось по обыкновению с крика Прохора, петух у бабы Мани
был старый, но горлопанистый, да и все уж давно привыкли. В суп не
годился, но ходил гоголем среди вверенных ему кур, а потому выдала
ему женщина имя, и каждый в деревне знал, о каком Прохоре речь.
- Чтоб тебя, - выругалась Клавдия, которая за всю ночь уснула
раз пятнадцать, да столько же и проснулась из-за храпа любимого
Борьки. – Да не храпи ты, - ткнула в который раз благоверного в
спину, переворачиваясь на другой бок.
Не выспалась, а потому не в духе, внутри что-то колотится,
трепещет, только муж спит крепко, выводя рулады горлом.
- Боря, - не выдерживает Клава, резко поворачиваясь и раскачивая
мужчину на кровати.
- А? – сонно вздрагивает он. – Чего?
- Вставать пора, - вздыхает жена, смотря на будильник, которому
звенеть через полчаса, только всё равно не уснуть.
- Ага, - только сказал Боря, и тут же вновь послышался храп.
И как у него только это выходит? Порой, не доскажет фразу, как
слышно, что человек уснул. Борька вообще был чемпионом в этом деле.
Если б устраивались конкурсы, почётное первое место всегда было бы
его. Он мог спать везде. Сядет в кресло, глядь – спит, а если
ляжет, точно спит. И куда в него только этот сон влезал.
- Вставай, - сжав зубы, вновь раскачивала мужа Клавдия. – Всю
ночь не давал спать, окаянный, - зевнула широко.
А впереди целый рабочий день. Коровы сами себя не подоят. Она
поднялась с кровати и босыми ногами прошла до зеркала. Растрёпанные
русые волосы, жиденькие, зато натуральные, тонкие губы, зато
широкая кость, скрывающаяся за ночной рубахой в мелкий цветочек.
Доярка. Не красавица, да только и Борька с брюшком и залысиной.
- Не доярка, а оператор машинного доения, - упёрла руки в бока
Клавдия.
Окно было раскрыто, летний воздух ласково трепал белую ажурную
занавеску, день зарождался. Где-то вдалеке мычали её подопечные,
прошуршала колёсами машина, и Прохор, в третий раз захлопав
крыльями, закричал на всю округу.
Деревня была небольшая, домов семьдесят, а потому все как
большая дружная семья. Хотя нет, постойте, была одна история,
взбудоражившая Климовку. И начиналась она вот так.
- Валь, а Валь, иди чего скажу, - послышался женский голос, и
Валентина не сразу рассмотрела Зинаиду: сухопарую пятидесятилетнюю
знакомую, жившую в десяти домах от неё.
- Привет, Зин, - заулыбалась Валя, и на лице отражалось раннее
весеннее солнце, зацеловав щеки и лоб до веснушек. – Чего
случилось-то.
- Случилось, - жевала губы соседка, подзывая рукой ближе. Не
кричать же на всю округу, что Федька Валькин к Варьке таскаться
надумал.
- Ну, - подошла Валентина.
Сумки оттягивали руки, а купила-то нужное, по мелочи. Хорошо
ещё, что огород свой, экологически чистые овощи да зелень
выращивают, такого нынче днём с огнём не сыскать. А то заполонили
китайцы рынки, пластмассу и помидоры из одного сырья делают.
- Глянь чего скажу, - шептала Зинаида, выдавая интерес горящими
глазами.
- Федьку твоего видела час назад.
- Разве ж то новость, - усмехнулась Валентина, отстраняясь. – Я
уж думала, правду чего скажешь.
- У Варьки-вдовы, - сложила руки на груди, победоносно смотря на
собеседницу. А вот я тебя как, шах и мат.
Валентина проморгалась и поставила сумки на землю, прикидывая,
что сейчас Фёдор должен поле боронить, и могут ли у него быть какие
дела с Варварой.
- Я б на твоём месте туда бежала, - нагоняла страстей Зинаида. –
Они уж, небось, ко второму акту перешли.
- К какому акту? – не поняла женщина.
- Ну это, - округлила глаза сердобольная информаторша, намекая
на интим.
Зашлось сердце у Валентины, да неужто на старость лет бес под
ребро? Ну, не такая, конечно, и старость, мужику ещё и пятидесяти
нет, только ж раньше за ним подобное не водилось. Семьянин хороший,
муж покладистый, даже не пьёт почти, ну так ежели только по
праздникам. Отец примерный, вон Сашку каким вырастил, показал,
зачем руки надобны да из какого места расти должны, а Маринку
вообще на руках носил до совершеннолетия, а тут на тебе.
