Если ваша жена полнейшая дура, то, может, именно по этой причине она согласилась выйти за вас замуж?
– Рая, немедленно принеси чай, – послышался из глубины квартиры недовольный мужской голос, – да завари хоть раз нормально! Эй, ты, дура, поживей! Идиотка стоеросовая!
– Через десять минут, Толенька, – угодливо крикнула в ответ женщина.
– Сейчас! – сварливо велел муж. – Сию секунду, кретинка!
– У меня в гостях Виола, – попыталась успокоить его хозяйка, – мы занимаемся настоящей новогодней коврижкой. Вилка хочет сделать подарок Оле, Роберту и Борису на Рождество – собственноручно приготовленный десерт.
– Чай! – крикнул Анатолий. – Без промедления!
Раиса умоляюще взглянула на меня:
– Вилка, ну простите, Толенька просто как ребенок! Мне придется отлучиться на пару минут!
Я улыбнулась.
– Ну конечно, мужчинам трудно терпеть голод и жажду. Можно пока посмотреть коллекцию ваших фигурок?
– Любуйтесь на здоровье, – кивнула Раиса и поспешила к чайнику.
Я подошла к небольшому стеклянному шкафу и стала рассматривать уродливые изделия из керамики. Ни малейшей художественной ценности, на мой взгляд, коллекция не имела, Рая просто покупала то, что вызывало у нее умиление: вылепленных из глины щенят, котят, божьих коровок, птичек. Похоже, большинство «раритетов» изготовлено в Китае, но не в эпоху Мин, а пару лет назад. Красная цена всему «зоопарку» – от силы сто евро. Хотя, думаю, в Москве подобный китч стоит намного дороже, в столице России непомерные цены на все. Я не понимала, насколько у нас все дорого, пока не приехала в Бургштайн и не прошлась по местным лавкам. Ей-богу, лучше мне было не затевать это, потому что я сильно расстроилась.
Лет двадцать назад человек из России, очутившийся в какой-нибудь изобильной стране Европы, да еще незадолго до Рождества, испытывал полнейший шок и хотел купить абсолютно все, на что падал взор: от продуктов и хозяйственных мелочей до автомобилей, шуб и нижнего белья. В Москве в то время ничего не было. В году этак девяносто втором я наблюдала, как двадцать девятого декабря народ штурмом брал гастроном, в котором выбросили жуткие сизые сосиски, и страшно завидовала тем, кому они достались. Сейчас на такой изыск в нашей столице никто даже не взглянет, нынче на прилавках изобилие снеди и вещей. Но мы, очутившись за рубежом, как в прежние времена, замираем у витрин с раскрытым ртом. Только теперь удивляет не ассортимент.
Вчера Раечка завела меня в местный супермаркет – обычный сетевой магазин под названием «Онопри», – и я элементарно разозлилась. Ну, во-первых, выбор тут все равно намного больше, чем в элитной московской «Земле гурманов», куда я изредка заглядываю, а во-вторых, за упаковку йогуртов из шести штук, тех самых, которые покупатели в столице обходят стороной, потому что за них требуют столько денег, сколько и здоровый верблюд в мешке не унесет, здесь просили… три евро. В винном отделе теснились бутылки отличного французского вина не дороже пяти европейских рубликов, и это, по мнению жителей Бургштайна, отвратительно дорого. Сливочное масло, ветчина, фрукты, консервы, даже ватные палочки здесь оказались теми же, что в супермаркете возле метро «Варшавская», но я видела другие ценники, а в голове возник вопрос: ну по какой причине я покупаю ЭТО в десять раз дороже? Только не надо говорить о расходах на транспортировку. Коробки с замороженной пиццей благополучно прилетели в Бургштайн из Лос-Анджелеса, и здесь за них просят по четыре евро. Те же упаковки в столице России стоят по полторы тысячи рублей. Ну-ка, давайте посчитаем. Из американского города до Бургштайна девять часов лёта, а до Москвы одиннадцать. Почему стоимость так возросла? Готова спорить, что в России красная цена быстрозамороженному полуфабрикату должна составить шесть-восемь евро. Но почему за него просят аж сорок? Ответ прост: у нас бизнесмены слишком жадные.