Приказ ректора Ивановского энергетического института имени Ленина о зачислении нас на первый курс вышеозначенного ВУЗа был вывешен в институтском фойе 25 августа 1981 года, но особого ажиотажа приказ этот ни у кого не вызвал, поскольку к этому времени все и так уже знали, кто поступил, а кто нет. Накануне всех абитуриентов собрали в одной из аудиторий Б-корпуса института, там и зачитали списки поступивших. Причем сразу называли номер группы, в которой нам предстояло провести пять лет. Я услышал свою фамилию, когда перечисляли 12-ю группу. Номер группы нам тогда ни о чем не говорил, поэтому аплодисментов или криков разочарования никто не издавал. Потом заместитель декана по младшим курсам ПромТеплоЭнергетического факультета (ПТЭФ) Марк Романович Шингарев, зачитывавший эти списки, объявил, что студентампервокурсникам, нуждающимся в предоставлении общежития, нужно подать в деканат соответствующее заявление. Это выглядело странно, поскольку мы уже дважды до этого писали такие заявления, одно при подаче документов в приемную комиссию института, другое совсем недавно, с неделю назад… Ну, нужно, так нужно, напишем еще. Может, у них общежитие предоставляется в зависимости от количества поданных заявлений. Потом, позднее, мы выяснили, что общежитие предоставили всем, изъявившим желание там проживать. Правда, практически сразу после оглашения списков мы высадились в одном из колхозов Ивановской области для уборки картошки, и вселение в общежитие состоялось уже ближе к концу сентября, числа что-то вроде 25-го или 26-го. Кстати, занятия в институте начались не с 1 сентября, как в школе, а с 1 октября. Общага ПТЭФ находилась на проспекте Фридриха Энгельса, рядом с садом имени 1-го мая. Еще пару лет назад эта общага была хим-теховской (принадлежала химико-технологическому институту) и состояла из двух корпусов, соединенных тамбуром-переходом. Наш институт каким-то образом оттяпал у них один корпус, и в тамбуре-переходе выложили кирпичную стенку, которая закрепила автономию каждого общежития. На входе в общежитие висел стенд с текущей информацией, вроде графика дежурств вахтерш, которых у нас было четыре. Самой покладистой из них была баба Нюра, которая никогда не вмешивалась в студенческую жизнь и всегда открывала дверь припозднившимся гуленам, возвращавшимся в пенаты после 12 часов ночи (в полночь дверь закрывалась на навесной чудовищного размера замок). А самой вредной была Полина Сергеевна. На вахте она принимала неприступный, как цитадель, вид и всю свою смену неутомимо воевала со студентами. Речи не могло быть о том, чтобы впустить в общежитие кого-либо после того, как радио на вахте пропищит «В Москве полночь, в Петропавловске Камчатском 9 часов утра», и приходилось кому-то (бывало, и мне) лезть в окно на первом этаже. Это бы еще полбеды, влезть в окно не так уж и трудно, и Полина Сергеевна не из-за этого имела репутацию зловредной особы. Беда, что она шпионила по всей общаге, выявляла нарушителей тишины и порядка. После 11 вечера в ее дежурство лучше было даже не кашлять. А уж если где-то звякнул стакан, разубедить ее, что это не обязательно пьянка, было невозможно. Когда она сидела за своим столом на вахте, категорически нельзя было позвонить по телефону, потому, что этот телефон «не для развлечения тут поставлен», а для передачи ей важных сведений от … от кого надо. Ну и что, что этот «Кто надо» ни разу не звонил! Позвонит, когда будет нужно. Да что там телефон… Мимо нее вообще нельзя было пройти, чтобы она проходящего не отсканировала и не спросила, куда тот идет. Она не просто спрашивала, но требовала сообщить ей маршрут и цель перемещения по вверенному ей на 12 часов общежитию. Месила она, конечно, в основном первокурсников, потому, что ребята вторых-третьих курсов ее просто посылали далеко, а четвертый и пятый курсы внимания на нее обращали не больше, чем на кактус в кадке, стоявший там у окна. Нам бы тоже так поступать, но мы, первокурсники, Полину Сергеевну побаивались. Все нарушения, которые она выявляла за дежурство, отражались в докладной записке на имя коменданта общежития Белкиной О. Н. и в копии декану факультета Пыжову В. К.. Хорошо еще, что особых последствий ее полицейская деятельность никогда не имела, потому что до декана эти докладные, скорей всего, не доходили, а комендантше Белкиной и без Полины Сергеевны было чем заняться. Она успевала за год дважды выйти замуж, и ей не хотелось ни на что больше не отвлекаться, чтобы не потерять ритм… …Что-то меня не туда потащило. Я всего лишь хотел сказать, что на стенде, который висел недалеко от входа в общагу, вывесили списки студентов по комнатам. Я, держа в руках свой скарб в виде чемодана и сумки спортивного типа, нашел свое имя в этом списке в пятой комнате. В фойе общаги стояла такая кутерьма, что спрашивать, где тут пятая комната, я не стал и наугад побрел по коридору, в то крыло, что было слева от входа. Потом сообразил, что даже если я найду комнату, без ключа мне в нее не попасть. Вернулся к вахте и пробился к вахтерше. Дежурила Мария Николаевна (это я потом узнал), бабушка внешне лет за восемьдесят. На мой вопрос, как мне попасть в пятую комнату, она бросила взгляд на щит с ключами, висевший на стене справа от нее, и голосом тридцатилетней женщины ответила:
