Сергей стоял в ходовой рубке белоснежного океанского лайнера. На нём был кристально белый капитанский китель, и золотые вензеля его погон радужно переливались в лучах восходящего солнца. Он стоял, широко, по-морскому расставив ноги, в руках у него был большой морской бинокль. Сергей неторопливо курил трубку, внимательно осматривая горизонт. Откуда-то сверху негромко звучала знакомая мелодия.
«Я люблю тебя, жизнь,
Что само по себе и не ново,
Я люблю тебя, жизнь,
Я люблю тебя снова и снова…»
«По местам стоять, со швартовых сниматься», – громко и властно отдал он приказ. Справа, крепко прижавшись к нему, стояла изящная девушка в облегающем белом платье. Её каштановые волосы были аккуратно причёсаны и собраны в хвост. Она крепко обнимала Сергея и с нежностью смотрела в его глаза. «Ну вот и всё, уходим в рейс. Юля, это будет самый долгожданный рейс», – ласково обратился он к ней. «Не сомневаюсь, дорогой, с тобой хоть на край света…», – промурлыкала в ответ она…
Поезд весело бежал, ритмично стуча колёсами и изредка издавая гудок. В окне, сменяя один другой, мелькали ландшафты: поля, леса, реки, – всё такое родное, но в то же время незнакомое и манящее, завораживающее. Летний пейзаж будоражил воображение Сергея, наполняя самыми радужными надеждами на будущее. На подъезде к Ленинграду поезд издал особенно протяжный гудок, и сердце Сергея забилось непривычно быстро. Он так долго, целых три года, ждал этого момента, столько раз представлял, как всё будет происходить, и вот этот миг настал. Поезд подъезжал к Ленинграду – городу надежды и столь долгих мечтаний. За окном уже пронеслись окраины: Колпино, Металлострой, Станция Сортировочная и вот, наконец, Московский вокзал. Проводник включил радио (звучал гимн Ленинграда) и громким голосом объявил: «Город-герой Ленинград», – и немного тише: – «Конечная». Сергей вытянулся во весь рост, ещё раз поправил морской гюйс и фланку, заправив сзади дембельский кармашек, взял небольшой видавший виды чёрный чемоданчик и быстрым шагом направился к выходу из вагона. Спрыгнув на перрон, он погрузился в атмосферу горячего июньского воздуха, криков носильщиков и радостного гама встречающих. Натянув потуже бескозырку, Сергей бодрым полустроевым шагом направился на вокзал. Проходя мимо патруля, он чётко козырнул и в ответ на пристальный взгляд капитана, старшего патруля, улыбнулся и приготовился показывать документы. Однако патрульный нехотя кивнул ему в ответ, дескать, знаем мы вас, дембелей, теперь ими весь город кишит. «Что же, – подумал Сергей. – Хозяин – барин», и весело зашагал дальше, напевая под нос знакомую песню, которую так часто крутили по радио в поезде: «…есть любовь у меня, жизнь, ты знаешь, что это такое …Я люблю тебя, жизнь …снова и снова…»
Настроение было отличное, вокруг роилась разного рода публика. Кто-то спешил на пригородную электричку, вероятнее всего, на дачу с собаками и кошками, с корзинами и огромными рюкзаками, больше похожими на ранцы парашютистов. В углу у ларька с пирожками Сергей заметил парочку влюблённых. Молодой человек постоянно снимал очки, делая вид, что протирает их, а на самом деле изо всех сил старался скрыть набегающие слёзы. Девушка в летнем синем платье, так изящно облегавшем её стройную фигуру, старательно успокаивала парня: «Юра, потерпи… Это ведь ненадолго… Всего на месяц… Время быстро пролетит, и я вернусь. Ты не успеешь соскучиться». Он что-то невнятное бормотал ей в ответ, периодически протирая стёкла своих старых очков. «Студенты, – почему-то подумалось Сергею. – Любовь у них такая». И тут он вспомнил, как они с ребятами в увольнении на втором году службы встретили в далёком латвийском городе Лиепая Юрия Александровича Юдиневича, мичмана, командира электрогруппы, которого между собой называли Юдиком. Рядом с ним была и его жена. Они весело козырнули ему, приложив ладони к форменным шапкам, привычно отдав воинское приветствие. Он, обрадовавшись, ответил им, пожав поочерёдно каждому матросу руку. Сергею это не очень понравилось, так как он не был близко знаком с мичманом. Хотя он и относился к электромеханической группе тральщика, но служил мотористом и имел своих командиров. К тому же на дворе был январь, и выдался он очень холодным – снимать перчатку совсем не хотелось. Но, увидев искреннюю улыбку Юдика, он быстро стащил перчатку и пожал узкую и сухую ладонь мичмана. Юдик как-то по-особенному тепло посмотрел на ребят и, весело повернувшись к ним, сказал: «Моряки, знакомьтесь – моя жена Таня». Стоявшая чуть поодаль невысокая симпатичная женщина лет тридцати, услышав, что заговорили о ней, подошла и мило улыбнулась. «Очень приятно, ребята», – произнесла она мелодичным голосом. Но одна деталь врезалась Сергею в память навсегда. Было очень холодно, и от выдыхаемого пара у Татьяны образовались небольшие ледяные усики, что привело в неописуемый восторг друзей-моряков. «Тоже любовь, – подумал Сергей. – Прямо Венера Милосская».