– А-а-а-а, л-ю-л-и-и, л-ю-л-и-и, а-а-а, лю-ли, – целый час Гапка качает подвешенную к потолку люльку и поет одну и ту же песню своему племяннику Родьке, которому чуть больше четырех месяцев от роду. Родька начал плакать вскоре, как ушла его мать, младшая сестра Гапки. Она набросила на плечи большой цветастый платок, обула блестящие боты и такой красавицей направилась в магазин, который находился на самом бойком месте Макаров, возле конторы колхоза и сельского клуба. Гапке уже не впервой было оставаться с Родькой, она с радостью пеленала маленького, и лицо ее сияло счастьем и радостью в такие минуты. А вот справиться с ним, когда он плакал, не могла. Получилось так, что она не знала колыбельных, которые обычно поют грудным детям, да и что сделать, чтобы его успокоить, тоже не знала. Вот младшая сестра Даша, та быстро успокаивала сына: начнет напевать песенку, накормит его грудью, тот сразу и заснет. Молока у Даши много! В кого она только такая удалась, часто спрашивала себя Гапка. Мать их была небольшого роста, как и старшая дочь, но слыла красавицей, как младшая.
А Гапке не повезло, никакой тебе красоты, ни привлекательности, никому за свои молодые годы она даже не приглянулась. Несмотря на свой рост и худобу была она тягучая и сильная, еще в школу не ходила, а уже делала по дому все работы. Она и печь протопит, и по хозяйству управится. «Какая же у тебя до работы хваткая дочка!» – говорили люди, встретив Маланью. Даша была другой: веселая, жизнерадостная, с маленства у нее проглядывалась притягательная женская красота. Она не знала грубой работы, кроме как полы вымыть в субботу, да с постиранным бельем возиться. Все это она делала аккуратно. «Вот и сейчас нарядилась и побежала, голову задрав, невесть куда», – начинала клеймить Гапка сестру.
А Родька плакал все сильнее и сильнее. Гапка брала его из люльки на руки, он утихал на минуту, а потом принимался плакать еще сильнее. «Голодный, вот и ревет, а чем его накормишь, что ему дашь? Маленький ведь совсем. Вот была бы она такая, как Фрося, что на ферме работает, у той груди большие, и молоко, наверное, там всегда есть. А что у меня, их почти и не видно!» – сокрушается Гапка. Соску Родька не брал, чмокнет один раз и выплюнет, да громче ревет. Гапка уже отчаялась, но вот в сенях послышались шаги, и в комнату быстро вошла Даша. Она сразу запричитала, залюлюкала и стала раздеваться, чтобы кормить сына. Родька мигом успокоился, схватил грудь и засопел. Гапка скосила глаза, ей хотелось посмотреть, как маленький сосет грудь, но почему-то застеснялась и заулыбалась.
Гапка за работой и делами по хозяйству, помогая матери с телятами на ферме, втянулась в повседневную круговерть еще до школы. А когда пошла в школу, часто пропускала занятия, да и скучно ей было там. Но самым трудным, более тяжелым, чем любая работа по дому и на ферме, оказались насмешки и слова, которые ее поначалу доводили до слез, а потом вгоняли в печаль. «Да к ней и подойти-то жутковато, не то что дотронутся до нее… И совсем она не девка, у нее же все не так устроено» – такие насмешки она не раз слышала от одноклассниц и от парней, кто постарше. А за что над ней насмешничают, она так и не могла понять. А еще придумали дать ей такое имя: Гапка-Тяпка. Дразнят на улице, учителя в школе называют более вежливо Глашей, а так только и слышно – Гапка. Мама как-то рассказывала, что назвали ее в честь ее бабушки, матери отца Агафьи. Но разве выговоришь такое имя? Кто телятницу в деревне Агафьей называть будет? Так и бабушку многие называли Гапкой, вот и внучка Гапка.
