Пожилая женщина, на ночь глядя, шла по деревне, делала вид, что ищет свою гусыню. Соседи участливо кивали, изображали, что смотрят у себя во дворе горе-путешественницу, но все-всё прекрасно понимали.
– Нет, Михайловна! Всё -мои только. Может уже вернулась, пока ты ищешь?
– Я бы увидела. Пойду еще у Митрофановых спрошу. Жалко ведь животинку.
Иногда, она уже сама верила, что ищет пропажу, хотя отлично помнит- собрала и заперла всех птиц в курятнике еще час назад. Дмитрий Иваныч, увидев грустную соседку, вышел со своего двора и помахал рукой, приглашая подойти.
– Настя, Ты чего впотьмах ходишь?
– Да опять, ищу эту глупую гусыню. Уже на суп пора её, не соображает ничего.
Иваныч с жалостью посмотрел на красные глаза пожилой женщины, на наспех накинутую легкую кофточку, в прохладный вечер.
– Опять Тамарка разбушевалась? Меня не обманешь.
Михайловна отвернулась, сильнее сжала в ладони монету, что бы не расплакаться. Только Иваныч называет её по имени, остальные уже и забыли, наверное, как её зовут. И жалеет её-только он один, по всей деревне. С самого детства знал Настю, считай росли вместе, даже в шутку ухаживал в молодости, да опередил парень старше по возрасту, с соседнего села. Девчонкам всегда кажется, что свои парни глупые, неинтересные.
– Говорил я тебе, не продавай свой дом, живи королевой, сама себе хозяйка!
– Да кто же знал, Иваныч? Сноха-то, мёдом лилась, так красиво жизнь расписывала.
Настасья Михайловна, еще несколько лет назад, жила в большом и красивом доме из сосны-самом лучшем, по всей округе. Поднимали его вместе с покойным мужем Василием. Уж какой был мастер! Сам, своими руками, по бревнышку, по дощечке строил своё гнездышко.. Когда подросли сыновья, сделал пристрой, в надежде, что они приведут жен сюда, будут все жить большой, дружной семьей.
Старший женился, уехал в районный поселок, к жене-там и работа есть и молодежи побольше. Младший и вовсе-в город подался, там нашел себе городскую девушку, получили квартиру и приезжали только по праздникам.
Остались старики одни в огромном доме. Две комнаты закрыли, что бы зря не топить, оставили себе небольшую спаленку, да кухню. Когда Василий занемог, да ушёл в мир иной, Настасья Михайловна загрустила, затосковала. Невестка, до этого момента, ни разу не приезжавшая узнать дела у свекрови и сверка, вдруг приехала одна, с гостинцами-чаю привезла, конфет шоколадных.
– Мама, остались вы одна. Как чувствуете себя?
Настасья Михайловна, не ожидавшая от грубоватой снохи такой заботы, растрогалась, всплакнула.
– Туго одной-то, дочка, не привычно. Всё-таки сорок лет вместе куковали… Вот, места себе не найду, а ночами, вообще, хоть волком вой.
– Мамочка, так дело не пойдет! У вас же есть мы, ваши дети! Я забираю вас на неделю в гости. Погуляете по магазинам с вами сходим, новое платье купим. Собирайтесь, завтра уезжаем. Нельзя один на один с горем своим оставаться.
Ночью, Настасья Михайловна не могла уснуть-благодарила бога за невестку.
– Хорошую женщину сын выбрал, добрую!
В поселке, оказавшись на улице сына, встретила односельчанина, Иваныча.
– О! Настя! Ты какими судьбами?
– Вот, дочка в гости позвала. Горе же у меня, Василия схоронила, осталась одна-одинёшенька.
– Я тоже уже два года как вдовец, знаю каково это. Заходи в гости, чаю попьем, молодость вспомним!
– Рада была видеть, Иваныч!
Сын, увидев мать-обнял, погрустили вместе об отце.
– Мама, мы тебе комнату выделили, Тамара прибрала там, чистое белье постелила, как принцесса будешь!
И правда-как дорогую гостью привечали, и на рынок сводили, новый халат купили, махровый, теплый. И баню через день топили и по вечерам развлекали, отвлекали от грустных дум. Через неделю, за день до отъезда, невестка села рядом со свекровью и взяла её за руки.