Свое дивное попечение об афонских обителях Матерь Божия показала в прошедшую войну союзных держав против России (1853–1856)[2], когда турецкое сборное войско шло и уже вступало на Святую Гору, чтобы предать всё огню и мечу. Передам это, как мог я разведать, в подробности.
При начале упомянутой войны Греция объявила разрыв с Турцией, сформировала войско и готова была к восстанию, намереваясь вместе с тем поднять всё христианское население от Эпира, Фессалии и Македонии до Фракии, но вскоре должна была отказаться от своих действий вследствие прибытия сильного флота соединенных держав, решившихся бомбардировать Афины и уничтожить само королевство греческое Морею. Таким образом, Греция вынужденно заключила мир с Турцией.
В это время был командирован от одной греческой компании[3] партизан[4] Чам с отрядом милиции из четырехсот человек для побуждения христиан к восстанию.
Желая действовать с большим успехом и безопасностью от турецких войск, Чам избрал пунктом своих действий Святую Афонскую Гору, откуда как из средоточия христианского населения он удобнее мог бы влиять на окрестные провинции, рассчитывая притом, что он на Афоне будет как в лучшей крепости по множеству гор, ущелий, скал и оврагов, способствующих засадам и дающих возможность его отряду противиться неприятельской армии с большой смелостью. К тому же он надеялся, что монашествующие примут участие в его партизанских действиях, которым придано было светлое именование: за веру и для восстановления порабощенного Отечества – некогда могущественной Греции. На Святую Гору прибыл он 22 апреля 1854 года.
За год до вступления Чама с милицией на Афон, при объявлении войны со стороны Турции, иностранные державы предложили жителям Афона выехать куда кто пожелает, с тем чтобы оставшиеся в случае военных бедствий ни на кого уже не жаловались. Для решения этого важного вопроса, то есть выехать или оставаться, ожидая смерти и истребления, потому что от фанатизма турок ничего лучшего ожидать было невозможно, в нашем монастыре[5] обратились за советом к людям духовным и опытным, точнее же – к прозорливым старцам. Хотя некоторые из них предвещали, что полезнее оставаться (ибо если выедете, говорили они, то впадете в мирское слияние, а если останетесь, то будете покрыты Божиим Промыслом, и добавляли: пострадаете же от одних только слухов), но посоветовали в таком общем деле обратиться к общему собору и решить общим согласием, чтобы было добровольно, для чего и был назначен собор, на котором единогласно решили оставаться, а если угодно будет Господу посетить наказанием и придут турки злодействовать, то принять это как отеческую руку Божию и умереть, не оставляя места. Впрочем, для немощных было предложено, что если кто устрашается впасть в варварские руки тиранов, то аможе хощет, да сохраняет живот свой. Но предложение это было принято немногими: только пять человек новоначальных выехали в Россию, а иные вознамерились в случае нападения турок по недостатку мужества скрываться в ущельях и бесчисленных природных пещерах; большинство же братии решились умереть, не оставляя святыни, и, имея такое намерение, облеклись в великую схиму и те, которые были только мантийными[6] монахами.
Вступление Чама на Афон влекло за собой плачевные последствия для всех здешних обитателей, ибо он своим прибытием мог скорее раздражить турок и возбудить их мстительность (как это и случилось), нежели защитить от них. А потому, несмотря на его как бы патриотические действия, Святая Гора не могла принять участия в этих начинаниях, тем более что Чам принадлежал к морским пиратам, как слышно было и как впоследствии показали сами его действия, а также и потому, что памятны были следствия 1820-х годов, когда некоторая часть афонцев оказала содействие в греческом восстании христианам, вознамерившимся сбросить тяготевшее над ними четырехвековое турецкое иго, и вся Святая Гора поплатилась за них – резней и увечением большей части своих обитателей и расхищением драгоценностей церковных (которых, впрочем, главная и большая часть была скрыта). Посему ни один монастырь не изъявил согласия на намерения Чама и ни один не пустил его в свои ворота. Вследствие сего Чам избрал для себя местом пребывания Карею
