Глава 1. Ганс
Ганс Шульц.
Мюнхенский университет.
Поздняя осень.
Ещё один дебильный поступок был
засчитан в мою копилку практически автоматом. Я уже сбился со
счету, сколько раз совершал подобные действия, но, по навязанному
мнению общества, в любом из таких происшествий я нарекался как
Scheisskerl (м*дак).
— Ну и короче, бам-бац, сделал
подсечку, и тот новенький чувак как забьет гол!
Джаред в очередной раз описывал мне
захватывающий, по его словам, эпизод из недавнего футбольного матча
в любительской лиге. Мы сидели в столовой Мюнхенского университета
на обеде, прилипая репейником к общей массе студентов, что пытались
друг друга перекричать.
Я вытянул затекшую правую ногу и,
облокотившись локтями на край стола, почувствовал облегчение, когда
боль в колене утихла.
Буквально в следующую секунду кто-то
цепнулся мыском своих сапог о мою лодыжку и с треском шлепнулся на
пол. Поднос с едой разлетелся по белому кафелю, половина студентов
уже с любопытством рассматривала источник такого шума, и мне не
пришлось долго гадать, кто только что ударил лицо в грязь.
Это была Мария-Луиза Шульц.
Моя сводная сестра.
— Ах ты мерзкий говнюк! — прошипела
сводная, смотря на меня озлобленным взглядом.
Её ругательства были беспочвенны,
впрочем, как и всегда.
С самого детства мы с ней не могли
найти общий язык. Это началось с того момента, как она впервые
переступила порог нашего дома. С тех пор прошло девятнадцать лет,
но наша неприязнь никуда не исчезла. Причина этой взаимной
ненависти всегда была очевидна: обычная детская ревность, которая
со временем превратилась в привычку.
Я уже было потянулся, чтобы помочь
ей встать, но тут же рядом оказались её друзья: Лия, Теодор и Финн.
Мне пришлось сделать вид, что не собирался ей помогать, и просто
заерзал на стуле.
— Смотри под ноги, — прорычал ей в
ответ.
Выбор у меня был невелик: если я
начну оправдываться, то никто не поверит. От Ганса Шульца можно
ожидать исключительно мерзких поступков, и ни единого слова
раскаяния после…
Как же они меня все задолбали!
— Нечего тут ноги расставлять,
идиот! Ты что, не заметил, что я иду? — с особой ненавистью
процедила сводная, сощурив зелёные глаза.
Финн помог ей подняться, и, когда
Мария-Луиза внимательно осмотрела себя, с её губ сорвался сердитый
стон разочарования.
— Ты только посмотри что ты
натворил!
Лу была блестящей актрисой капризов
и разыгрывания ненужных сцен, уж я-то был свидетелем тысячи таких
представлений.
— Ты сама виновата, что не смотрела
под ноги, — мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы моя
интонация прозвучала безразличной к ситуации.
— Скотина! — возмутилась Лу и, взяв
с моего подноса тарелку с недоеденным пюре, со всего маху влепила
им мне по лицу.
На мгновение я замер, не в силах
пошевелиться. Пюре скатилось по моему лицу и упало на темные
джинсы. Ярость закипала в крови, подталкивая к тому, чтобы
разрушить эту столовую до основания. Я даже сжал кулаки под столом,
почувствовав, как напрягаются мышцы на руках.
Резко поднявшись из-за стола, я
навис над Марией-Луизой, грозно глядя в её дерзкие зелёные глаза,
полные уверенности в себе.
Сводная злилась, пыталась вывести
меня из себя, но, я лишь беззвучно наклонился ниже, чтобы та
почувствовала страх на кончике языка, прищурился и тихо
прошептал:
— Жить надоело, а?
— Пошел ты, — прошипела сводная и,
толкнув меня в грудь, с гордостью стала отдаляться от меня дальше,
идя по столовой, прихвати с собой свою компашку.
Шоу получилось триумфальным, не
хватало только закадрового голоса, который сообщил бы, что
Мария-Луиза Шульц выиграла этот батл, и бурных аплодисментов
зрителей. Хотя вместо последнего по столовой пронеслась волна
уморительного смеха.