От страха, необузданных эмоций и чувства горькой
обреченности голова кружилась, а к горлу подкатывала тошнота.
Пальцы побелели оттого, как сильно они вцепились в тугие веревки,
но отпустить было страшно. Больше никогда не отпущу…
И если бы я могла что-то сказать, заорать или просто
попросить остановиться… Но это было бесполезно, ведь это
он.
И мне ничего не оставалось делать, как держаться за
веревки, широко расставив ноги, уперев ступни в тугие узлы,
наплевав, что моя белая развевающаяся юбка давно уже летает выше,
чем положено, выставляя напоказ мои ноги и бедра, и нижнее
белье.
В лицо ударяло его тяжелое рваное дыхание, и весь он
напоминал мне загнанного в клетку зверя. Ноздри широко раздувались,
на шее бешено пульсировала аорта, зубы сцеплены, выпуская легкий
свист, когда он выдыхал. От него пахло какой-то горькой травой,
может полынью. Челка упала на лоб, закрывая от меня один глаз, но
второй, холодно-синий, смотрел на меня в упор, сверкая от ярости и
злобы.
Он раскачивал качели сильнее, и иногда мы сталкивались,
грудью или коленями, пытаясь удержаться на узкой доске ногами. Его
рубашка развевалась за его спиной, распахнутая, открывая моему
взору гладкую кожу на груди, стальной пресс и небольшую дорожку
волос, уходящую под ремень джинсов. Грубые ботинки были совсем не
под стать теплой летней погоде, но ведь это он. У него все
по-своему.
Крепкие мышцы на руках играли, когда он ослаблял хватку на
веревке, но только чтобы схватиться поудобнее, и не
сорваться.
- Страшно? – ироничный хриплый голос разбивает свист ветра,
который образовался от наших бесконечных движений.
- Остановись, сумасшедший, - с мольбой отвечаю я.
По моим щекам бегут ручьи безмолвных слез. Конечно, мне
страшно. И он знает, почему. Он прекрасно знает!
Но ему, как всегда, нравится издеваться надо мной, а у
меня больше не осталось сил бороться. Просто устала от всего.
Мои светлые волосы упали мне на лицо, когда я летела назад
спиной вверх. Достигнув высшей точки, нас снова повело назад, и так
бесконечно, туда-сюда. Сколько мы уже здесь? Кажется, целую
вечность. Наверное, он подумал так же, потому что синий глаз
смотрит на меня уже с легкой усталостью и отрешенностью. Он нервно
сглатывает, и прижимает свой вспотевший лоб к моему.
- Я знаю, как сделать, чтобы тебе стало легче.
Пытаюсь отвести свой взгляд, но его зрачок, одинокий,
гипнотизирует, не позволяя даже моргнуть. Я вся в его безграничной
власти, впрочем, как всегда.
- Обещаю, мир перестанет быть таким треснутым и ржавым. И больше
не будет больно, - тихо проговорил он странные слова. – Держись
крепче.
И не успела я даже подумать о его загадочных словах, как
он вдруг спрыгнул на землю и увернулся от качели, пока я,
взвизгнув, пыталась удержаться.
Я летела на него, крича, но он лишь схватил деревяшку, на
которой я стояла и сильнее качнул меня, глядя на меня снизу
абсолютно невменяемым взглядом.
- Остановись, не надо! – кричала я, но он лишь опять оттолкнул
меня, и меня понесло ввысь.
Было страшно упасть.
Раскачав меня до невозможности, он вдруг сделал то, отчего
мое сердце было готово разорваться на куски: он встал на колени и
спрятал руки за спину, подставив свое лицо навстречу приближающейся
доске с моим весом. Словно ожидал казни.
- Нет! – заорала я, как безумная, извиваясь на узкой дощечке,
пытаясь остановить проклятые качели.
Я знала, что он хочет сделать. Но остановиться было уже
невозможно. Раскачанные качели неслись со скоростью поезда в метро,
прямо в его спокойное, даже умиротворенное лицо.
– Не надо! Уйдииии!
Мой крик смешался с глухим звуком удара, и потонул в
горячих слезах.
**
