Деда Дорофея на селе все считали старым бобылем, а на самом деле он был вдовцом. Сорок лет назад, когда он был красивый и сильный, привел в дом родителей молодую невестку. Семейное счастье продолжалось недолго. Через год та умерла от непонятной и редкой болезни. Долго Дорофей горевал, не мог понять, почему это случилось именно с ним.
Остался с тех пор Дорофей один, как перст в чистом поле. Плохо и трудно одному. Вот уже и маленький дом, в котором он жил, накренился и осел в землю чуть ли не по самые окна. Каждую весну Дорофей приставлял к стенам по бревну, чтобы те окончательно не обрушились. Соломенную крышу также обновлял каждый год, клал жерди, доски, чтобы ее не сорвало ветром. Делал все это по-хозяйски, расчетливо. Материал обычно брал у соседей ночью или находил в других местах.
За время одинокой жизни Дорофей стал жадным и расчетливым. Это у него проявлялось на каждом шагу. Он находил ржавые гвозди, выпрямлял их, чистил и употреблял в дело. Каждую попавшуюся на глаза вещь, выброшенную или потерянную, нес домой. Сарай, двор и дом были завалены всяким хламом. Иногда что-то из него употреблялось в дело, остальное все тлело и ржавело, источая неприятный запах.
К продуктам он относился особо. У него никогда не было остатков и отходов. Овощи он ел неочищенными, потреблял порой даже то, что другие считали несъедобным. «Если на земле выросло, значит, есть можно», – так думал Дорофей. Молоко и мясо считал баловством. Если сам и покупал их у соседей, то только по великим праздникам. Пенсию он получал небольшую и тратил ее в основном на махорку, спички, керосин и хлеб.
Все бы хорошо, да тяжко одному. В последнее время совсем затосковал Дорофей, не спится ему по ночам. Выйдет из дома, сядет на одну еще уцелевшую деревянную ступень и закурит «козью ножку». Докурит до половины, аккуратно затушит ее, оставшуюся махорку ссыплет в кисет и задумается. «Не должен человек жить один, уход за ним нужен», – думает Дорофей.
Несмелые мысли о сожительнице так и будоражат мозг, беспокоят старика. Есть тут у него одна на примете. Хатенка у нее покрепче и просторней, да и годами моложе. «Приведу сначала к себе, поживет, увидит, как у меня тесно, да, может, и к себе пригласит». Надо было решаться, и он решился.
Утром поближе познакомился со своей будущей сожительницей, в обед засватал ее, а к ужину уже привел к себе. Что время зря терять, годы-то уже не те. Старуха была маленького роста и тихая. Все больше молчала и прибиралась в доме.
Стремление к чистоте и порядку – хороший инстинкт. Вынесла из дома все ненужные вещи, пять ведер мусора вытащила, да и само ведро выбросила, так как дно в нем совсем вывалилось. Сорвала со стен газеты двадцатипятилетней давности, соскребла со стола и лавки грязь толщиной в палец. Дорофей все это время лежал на печке и с томящим чувством следил за ней. На душе у него было очень тоскливо, он понимал, что прощается с прежним укладом жизни, с вещами, которые копил годами и всегда радовался новой находке. Они для него как своеобразные зарубки на памяти. Смотря на них, Дорофей мог по порядку рассказать всю свою одинокую жизнь. Всегда его удивляло, как люди стали жить хорошо, коль выбрасывают или теряют такие вещи. Ему показалось, что старуха пришла, чтобы уничтожить все это, разрушить то, чем он жил последние годы.
На ужин старуха сварила ему очищенной картошки, положила ее на чистую тарелку, полила своим свежим подсолнечным маслом и поставила на стол. Еще положила вилку. Сама же за стол не села. Дорофей грустными глазами сначала посмотрел на вилку, потом на картошку, тяжело вздохнул и все поел руками, не пользуясь вилкой, словно и забыл, для чего предназначен этот предмет. Старуха смотрела на него и думала: «Совсем одичал».
