Настя.
– Анаста-сия Георгиевна, – секретут Ярик икнул от перевозбуждения и смахнул, язык не поворачивается так сказать, и все же мужскую слезу.
Я никогда не брала на работу женщин. Стоило им увидеть переливающиеся драгоценные побрякушки, и их мозг разъедало едкой щелочью, а сами они умирали, захлебываясь в собственной слюне. Мой штат всегда состоял сплошь из мужчин, но однажды механизм рекрутмента дал сбой, и наш НR угораздило принять на работу заднеприводного. Он, конечно же, в этом не признавался, но по его манерам и повадкам можно было сделать однозначный вывод о его ориентации.
Я, чтобы вы понимали, непокобелимый гомофоб, НО! Я лучше возьму на работу педика. Мне иногда кажется, что в прошлой жизни я была мужиком, лютым женоненавистником, жила где-то в Америке, и именно мое поведение стало отправной точкой, последней каплей для женщин, и вдохновило их начать феминистическое движение.
Я – владелица самого известного сегодня ювелирного дома Северной столицы. У меня богатый, ни на что не претендующий женатый любовник. Мне вот-вот исполнится тридцать лет, и моя жизнь похожа на сказку, в которой я – Царица.
У меня нет подруг. Есть только старший брат, который растил и воспитывал меня в то время, как моя мать бухала по-черному и убивала мою женственность и желание самой когда-нибудь стать матерью. И в последнее время я все чаще и чаще вспоминаю о ней. Все мои занятия с психологом можно было смыть в унитаз и присыпать горсткой пепла моего кремированного отца-алкаша, замерзшего зимой после очередной пьянки.
Антон, мой брат, очень легко переварил наше общее несчастливое голодное детство, а я то и дело вспоминала запах, которым пропахли мои учебники, который не смыть ни одним, самым парфюмированным мылом, и даже годами, десятилетиями, впечатлениями и кучей денег, что лежали на наших банковских счетах. Запах затхлости, перегара и немытого неделями пропитого тела.
Я закрываю глаза.
*****************************************
– Ана…
– Да ну что тебе, Ярик? Ты видишь, я размышляю?
Достаю пачку тонких ароматизированных сигарет и зажигалку. Прикуриваю прямо в своем огромном кабинете с видом на Неву. Металлический предмет с гравировкой теряется в кармане ярко-красного пиджака на голое тело. Выдыхаю облако дыма в панорамное окно и, наконец, поворачиваюсь на секретута.
– Добрый день! Лебедева Анастасия Георгиевна?
За тощей щепкой с розовым шарфом в крупный горох возвышается двухметровый амбал.
– Кто это? – спрашиваю бледную осинку, игнорируя вопрос незнакомца.
– Н-н-нас ограбили, Анастасия Г-г-георгиевна… – пиликает расстроенная скрипка, – Это сле-во-да-леть.
Ярик хватается за сердце.
– М… – равнодушно мычу, тушу сигарету о стеклянный рабочий стол и кладу хабарик рядом с белоснежной кружкой недопитого американо.
Широкоплечий брюнет с зачесанными назад волосами нервно щелкает ручкой в просторном кармане растянутых выцветших и затертых синих джинс. Его взгляд невольно то и дело скользит в глубокое декольте.
– Меня зовут…
– Да плевала я, – шумно вздыхаю и подзываю Ярика ядовито-желтым стилетом, – Яр, зайка, убери.
Секретут быстро подметает шарфом пепел, забирает грязную кружку и на ватных ногах двигается к выходу. Следак молчит, замер в ожидании хоть чего-либо. Я закатываю глаза и плюхаюсь в огромное кожаное белое кресло.
– Послушайте, у нас это происходит каждую неделю, и у меня есть люди, которые займутся вопросом. Вам чего надо-то? Ваши все вроде в курсе, что я не нуждаюсь ни в вашей защите, ни в помощи.
– Я не по вопросу ограбления, Анастасия Георгиевна. Знаком ли вам Лебедев Георгий Иванович?
Да-да, только в нашей стране, алкаш Ванька может назвать сына Георгий… но яблочко от яблоньки, так сказать. Сильное имя не помогло моему батеньке выбраться в Победоносцы.
