Вите было всего 12 лет, когда исчез его отец. Или пропал без вести, как говорила мать. Он уехал в Москву и должен был вернуться в тот же день вечером, по рассказам матери, с большими деньгами. Но не вернулся.
Мать всю ночь просидела около телефона, а утром побежала в милицию. Заявление у неё не приняли: сказали ждать три дня.
Она обзванивала больницы Москвы и Серпухова. А через неделю ей сообщили, что в морге Подольска лежит неопознанный труп, который по описанию похож на её мужа, Анатолия Николаевича.
Мать собралась и поехала в Подольск. Витя не пошёл в школу. Он сидел на кухне, ждал маму и про себя молился, чтобы это не оказался его папа.
Вечером вместо мамы приехал дед.
– В больнице она, – сообщил он с порога, – выкидыш у неё.
– Что такое выкидыш? – не понял Витя.
– Сестрёнка у тебя должна была родиться, – пояснил дед, – да вот из-за волнений никого уже не будет.
– А папа? – так и не поняв ничего про сестру, которой уже не будет, спросил Витя. – Папу нашли?
– Нет, – ответил дед, – в Подольске не наш лежит. Какой-то посторонний дядька. Ты кушал сегодня?
– Нет, – Витя помотал головой, – я не хочу есть.
– Мало ли что ты не хочешь, – пробурчал дед, проходя на кухню. – Питаться надо всегда, что бы ни случилось. Пошли.
На кухне дед научил Витю чистить картошку. А потом они её вместе пожарили на сале, найденном в морозильнике.
– Вкусно, – сказал Витя, доедая ужин, первый раз в жизни приготовленный своими руками. – Даже не знал, что обыкновенная картошка может быть такой вкусной.
– Завтра утром блины будем печь, – пообещал дед, – ну, а в обед – омлет.
– А на ужин? – спросил Витя.
– А на ужин… бабушка приедет и накормит нас, – смутился дед. – Я в кулинарии не силён. Ещё могу макароны по-флотски забабахать. Но это уже на крайний случай.
– А папа когда вернётся? – опять спросил Витя.
Дед вздохнул. Внимательно посмотрел на внука.
– Ты уже большой, – сказал он, – и должен понимать. Вряд ли твой папа вернётся. Был бы жив, дал бы о себе знать.
– Он умер? – всхлипнул Витя.
– Думаю, да, – дед встал, осторожно обошёл стол, прихватив с собой стул, и сел рядом с внуком. – Ты поплачь. Сейчас поплачь. При маме не надо плакать, она и так с ума сходит. А ты теперь в семье главный.
Витя уткнулся лицом в дедов свитер, но плакать не стал. Лишь вздохнул тяжело-тяжело. Где-то в груди как будто что-то лопнуло и оборвалось. Вите стало грустно. «Вот и детство прошло», – почему-то подумалось ему. «Какое-то оно короткое получилось, детство это».
– А мы с папой поругались в последний день, – сказал Витя в родной дедов свитер, который пах потом и картошкой.
– Что случилось? – спросил дед.
– Я его сигареты взял, – начал рассказывать внук. – Не курить. А пацанам во дворе похвастаться.
– А Толик курил разве? – удивился дед.
– Очень редко, – ответил Витя, – раз в год, наверное. Сигареты у него в ящике стола лежали. Жёлтая пачка с верблюдом. Серёга «Герцеговину Флор» принёс, а я – папин «Кэмел». Просто показать.
– И? – дед оторвал внука от свитера. – Показал приятелям?
– Показал, – вздохнул Витя, стараясь не смотреть деду в глаза, – а обратно положить не успел. Папа заметил и сказал, что это я взял. А я сказал, что не брал. Он мне не поверил.
– Это уже не важно, – сказал дед, – взял или не взял. Это уже не важно.
– Но папа же думает, что я его обманул! – воскликнул Витя. – Как я ему расскажу, что я не курил, если он теперь никогда не вернётся?
И Витя наконец-то заплакал. Навзрыд, как в детстве, когда он был совсем маленьким. Заплакал и уткнулся в спасительный свитер, всхлипывая и подвывая.
