«Скорая» приехала и забрала труп.
Мрачные люди в синих форменных куртках с желтыми наклейками разложили брезентовые носилки, кое-как перевалили на них Сиротина – одна рука свесилась, и какая-то женщина подоткнула мертвую руку под тело, чтоб не болталась.
Люди в синих куртках не сразу сообразили, как именно повернуть носилки, чтобы можно было засунуть их в распахнутую заднюю дверь, и ворчали друг на друга. Они топтались на месте, месили грязными ботинками снег, которого за день выпало очень много, так и сяк перехватывали носилки с Сиротиным и ворчали друг на друга.
Потом «Скорая» уехала, и милицейская «Газель» с надписью «Дежурная часть» на боку уехала тоже.
– Окна бы надо зашурупливать, – напоследок сказал Волкову толстый розовый парень из милицейских. – Намертво. А то так и будут бросаться!.. Народ нынче нервный.
Волков посмотрел на него.
– Шурупами прикручивать, – пояснил парень погромче, как будто Волков был глуховат. – Намертво, чтоб не открыть! Особенно на верхних этажах. А то, говорю, так и будут сигать из них. А вам одни неприятности.
Это немыслимое слово – «зашурупливать» – намертво засело в волковской голове, и, поднимаясь в лифте на свой этаж, он на все лады его повторял.
Зашурупить – и дело с концом.
Зашурупил – и молодцом!..
Зашурупишь – и по башке не получишь!..
Оставшиеся на работе немногочисленные сотрудники курили на лестнице, когда Волков вышел из лифта.
Они курили, и вид у них у всех был одинаковый, перепуганно-любопытно-опечаленный.
– Чего его понесло на подоконник?.. Восьмой этаж!..
– И еще снег пошел! Конечно, у него рука-то и поехала!
– Зачем он вообще наружу высунулся?! Да еще так далеко?!
– Он на машину свою смотрел! У него сигнализация орала.
– Откуда ты знаешь?!
– Да слышно же! У него сигнализация, как сирена милицейская орет! Он еще ей так гордился, когда поставил! И еще секретки какие-то, на руль и под сиденье засунул, чтоб уж с гарантией!
– Эта сигнализация долбаная его и сгубила!
Тут они заметили Волкова и замолчали, как пионеры после отбоя при внезапном появлении в палате вожатого.
– Ну, что там, Павел Николаевич?
Волков пожал плечами.
– Да ничего. Увезли.
– Вот... угораздило мужика под самый Новый год. Господи прости...
– Ребят, надо бы жене позвонить...
И опять все замолчали. Видимо, предполагалось, что жене Сиротина будет звонить Волков.
– А вы его... первый нашли, да, Павел Николаевич?
Это Денис Усков спросил, и все уставились на Волкова.
Волков опять пожал плечами.
Никого он не находил. Он зашел в кабинет Сиротина, наверное, через несколько секунд после того, как тот... вывалился из окна. Он зашел с каким-то делом – сейчас даже не вспомнить, с каким, – и так и застыл посреди холодной захламленной комнаты, где вечно тягостно воняло застарелым табачным дымом и было так неуютно, как будто хозяин специально старался довести окружающее пространство до состояния хаоса, в котором нормальный человек существовать не может.
Волков удивился, что окно распахнуто так не по-зимнему широко, и сквозняк гуляет по комнате, шевелит бумаги на столе, а за столом никого нет!..
И он еще пооглядывался, надеясь обнаружить Сиротина за шкафом или за шторой. А потом подошел к окну и зачем-то выглянул наружу.
Снег летел, и на тротуаре в желтом круге света лежало что-то темное, скрюченное и странно маленькое, незначительное. Волкову и в голову не пришло, что это... Сиротин.
И тут внизу пронзительно и страшно закричала какая-то женщина, и крик ее как будто ударил Волкова в висок. Он сразу понял, что вопль имеет отношение к тому темному, что лежит внизу, в желтом круге света, и к нему, Волкову, тоже имеет отношение.
Случилось непоправимое, страшное, вот что означал этот вопль.
