Мейвилл – крошечный городок, затерянный где-то посреди среднего запада, словно забытая в книге времени закладка. Его улочки, вымощенные потёртой брусчаткой, петляют мимо домов с облупившейся краской и заборами, обвитыми диким виноградом, к центральной площади, где жизнь течёт лениво, предсказуемо – как сон под шёпот ветра в кукурузных полях. Здесь всё будто застыло в янтаре повседневности: шум скрипучей калитки, запах выпечки по утрам, ржавый велосипед, навечно прислонённый к стене почтового отделения.
Здесь каждый знал каждого, и каждый знал, чего ждать от завтрашнего утра.
До того самого дня.
Ничто не предвещало перемен. Солнце светило не ярче обычного и ветер не нёс никаких необычных запахов. Но в воздухе, как позже скажут, витала странная дрожь – невидимая, как перед грозой.
Том Брукс, владелец антикварной лавки на углу, привычно распахнул жалюзи, протёр стекло тряпкой, бросил взгляд на площадь… и замер, увидев её.
Дверь.
Она стояла прямо в центре площади, словно вырезанная из самой реальности. Массивная, тёмная, почти чёрная, с переливами металлического блеска и тонкой патиной, как на старинной иконе. Её поверхность была испещрена узорами: завитками, символами, знаками, от которых порой щемило в висках, будто в них таился смысл, знакомый душе, но ускользающий от разума.
Том вышел на улицу. Сделал несколько шагов и остановился в двух шагах от неё, щурясь от утреннего солнца. Сердце стучало неровно, будто подсказывало – это не просто дверь. Это что-то инородное. Он протянул руку и коснулся металла. Холодный, как лёд. Реальный. Не мираж, не видение.
– Джордж! – крикнул он через плечо, не оборачиваясь. – Иди сюда… Ты должен это увидеть.
Из дверей бакалеи на другой стороне вышел Джордж Уилсон – долговязый, с редкими волосами, зачесанными назад, и усталыми глазами человека, много повидавшего, но не утратившего здравого скептицизма. Он вытер руки о поношенный фартук, взглянул – и остолбенел.
– Чёрт возьми, – пробормотал он, подходя ближе. – кто-то над нами издевается?
– Думаешь, это розыгрыш?
– Или арт-объект. Хотя… – Он провёл пальцами по резьбе. – Это… слишком… – он замолчал. – Слишком по-настоящему.
Первые зеваки появились уже через пару минут. А потом толпа начала собираться, как летние тучи перед грозой. Старушки с сумками, подростки с велосипедами, школьный учитель, репортёр, мать с ребёнком на руках – люди стекались к Двери, влекомые неизвестностью и возможностью чем-то разбавить унылые будни.
Они не знали на что смотрят. Но не могли отвести глаз.
Вскоре вся площадь гудела, как потревоженный улей. Кто-то выкрикивал теории про порталы пришельцев, кто-то с пеной у рта доказывал, что это рекламная кампания нового сериала. Мужчина в шапке из фольги, завсегдатай собраний местных конспирологов, уверял, что видел подобное в архивных снимках Зоны 51. Женщины переглядывались, перешёптываясь о древнем зле. Пахло леденцами, жареным беконом и тревогой.
Шериф Джон Ривз, невысокий, крепко сбитый, с лицом ковбоя, который слишком долго смотрел на солнце, вышел вперёд. Его ботинки глухо стучали по плитке, а рука привычно тянулась к рации.
– Разойдитесь! – хрипло скомандовал он, сурово глядя на толпу. – Не трогайте её. Мы пока не знаем, с чем имеем дело. Это может быть опасно.
Но никто не уходил.
Джек Харпер, молодой инженер, стоял на краю толпы, вглядываясь в Дверь, словно пытаясь решить сложнейшее уравнение. Его разум отказывался принимать её как физическую константу. Материя не ведёт себя так. Она не появляется из воздуха. Но эта Дверь… она есть. И с каждым взглядом Джек чувствовал, как в нём шевелится нечто большее, чем логика – тревожное, иррациональное предчувствие.
