Селение Ладога большое по местным меркам. Торг богатый, на улицах народу полно. От озера, больше на море похожего, сыростью тянет и холодом. Днём ещё солнце пригревало, а по ночам вода в лужах покрывалась ледком.
Остановился Саша на постоялом дворе. Купеческие суда и обозы делали последние ходки. Если дожди пойдут, дороги развезёт. А ежели морозы рано придут, лёд на реках и озёрах встанет, тогда корабли на прикол, на берег, в судовые сараи.
С работой плохо, если только амбалом в порту мешки и тюки таскать или бочки по трапу катать. Однако Саша себя воином считал, да и на самом деле был им, для него амбалом работать – унижение. Пробыл неделю в Ладоге, купил ферязь шерстяную, от холода защита хорошая, да и обратно в Кострому возвращаться решил. Может, и зря уехал после гибели булочника, перестраховался. С последним ушкуем вернулся в город. Авдотья и Любава так рано его не ждали, обещал через два-три месяца. Возвращению обрадовались, на шею кинулись, как всегда у женщин – слёзы радости. За стол усадили, шанежками с творогом накормили. Шанежки недавно из печи, ещё горячие, духовитые. Пока он ел, соскучившись по домашней стряпне, наперебой рассказывали, как жилось.
Насытившись, Саша баней занялся. После дальних поездок всегда так: смыть дорожную пыль охота, а с нею и воспоминания, коли неприятные были. Баню натопил, воды натаскал из колодца, согрел в котле. Пока вода грелась, зашёл в конюшню, лошадь огладил.
– Застоялась без хозяина. Ничего, завтра прогуляемся, кровь разгоним.
Морковку ей сунул, для лошади самое то, любят они. В бане котёл с горячей водой уже забулькал, паром исходит. Саша в избу, а на лавке уже чистое исподнее приготовлено, полотенце. И женщины суетятся, тоже в баню собираются. Баню приготовить – не женское дело, тяжело физически. Поднять ведром из колодца воды, в общей сложности литров двести-триста, перенести в баню, наполнить котёл, наколоть дров, протопить. Пока приготовишь, не раз вспотеешь. Зато благодать какая! После мыльни и парной кожа аж скрипит под пальцами, а после бани в предбаннике, когда разгорячён, прохладного кваса выпить. Спиртное после бани ни-ни! Сердце колотиться будет, для здоровья вредно. Да и не поступал так никто. Не первый раз он со своими женщинами в бане, а всё глаз отвести не может, обе по-своему хороши. И надо что-то предпринимать. Посидели в предбаннике, остыли, Саша и выдал:
– Любава, пойдёшь за меня замуж?
Место для предложения руки и сердца не самое подходящее, уж лучше бы за столом, за трапезой. Под настроение сказал, уж сколько знакомы, в опасных и трудных ситуациях были, когда люди лучше всего раскрываются.
Любава замерла, щёки румянцем вспыхнули, ушам своим поверить не может. Кивнула, давая согласие. И Авдотья, на пару минут застывшая в шоке, засуетилась:
– А что же мы здесь сидим? Радость-то какая! Давно пора. Одно плохо, приданого нет.
– Авдотья, окстись! Какое приданое, она же сирота! – остановил её Саша.
Прошли в избу. Пока Саша баню топил, женщины расстарались, кашу сварили и щи постные. Не ожидали его, потому без мясца. Зато хлеб вчера испечён, мягкий, духовитый, не зря говорят – хлеб всему голова. Любава в растерянности от предложения то улыбается, а то слёзы на глазах выступают. Для любой девушки первостатейное желание – выйти замуж. Муж и защитит, и накормит, а сироту всяк обидеть может. Авдотья женщина разумная, мудрая. Сразу быка за рога ухватила:
– Когда свадебку играть будем и венчаться?
Родителей у Любавы нет, сватов засылать не к кому.
– По мне – хоть завтра, – улыбнулся Саша.
