Глава 1. Осколки прошлого
– Проснись!
Молоко перед глазами медленно расступается: вижу едва различимые
силуэты и очертания комнаты. Где я?
Белые стены, облущенный грязный потолок, на окнах вместо штор –
какие-то тряпки.
– Вставай! – слышу настойчивый шепот.
С трудом поворачиваюсь. Не могу разобрать, кто говорит. Тру
холодными пальцами слипшиеся веки. Вижу черноволосую девушку с туго
затянутым хвостом. Локоны свисают на белоснежный халат, будто
символ Инь-Ян. В руках у нее что-то длинное бьет бликом в глаза и
выжимает слезы. Резкий запах спирта, хлорки и крови раздирает
ноздри, и я стараюсь часто не дышать.
Зажмуриваюсь и пытаюсь спросить, что происходит, но не слышу
себя. Слабый хрип вырывается изо рта и клокочет в груди. Что со
мной?
Скрип и шорох раздражают слух. Девушка приподнимает меня и
усаживает, подперев спину подушкой. Движения ее точные, выверенные,
будто ей приходилось это делать тысячу раз.
– К тебе посетитель. Приходи в себя.
Молча киваю.
Я осознаю, что в больнице. Но почему? Чтобы разобраться,
вспоминаю, что было «до».
Расталкивая локтями толпу, я бежала на остановку со всех ног
и не чувствовала усталости. За спиной неистово болтался и сбивал с
ритма рюкзак. На повороте пуанты, что лежали внутри, врезались в
лопатки. Не обратила внимания на боль – привычная. Я должна хотела
успеть…
Маршрутка подъехала быстро. Когда влетела в душный салон, за
мной медленно закрылась дверь, будто захлопнулась крышка
ловушки.
Дальше цельная картинка дробится на сегменты и пузырится, как
пластик, брошенный в огонь. Перед глазами мельтешат
воспоминания-слайды.
Холодное и твердое впилось под ребро. Я смешалась с людьми,
оказалась придавлена их телами и обрывками-обломками вещей.
Последний рывок авто бросил меня вперед. Сильно ударившись грудью,
я вцепилась в чью-то руку и успела сложиться вдвое, прежде чем
крыша вогнулась и сдавила собой людей. Бурая пелена внезапно
застлала глаза и окунула меня в темноту.
Осознаю, что случилось непоправимое, и резко выгибаюсь.
Простреливает тело, срывая с губ крик, больше похожий на вопль.
Девушка-медсестра наклоняется и придерживает меня. Черные волосы
падают мне на плечо.
– Спокойно, все хорошо. Все уже хорошо, – шепчет она. – Попей. У
тебя губы потрескались, – протягивает мне стакан и насильно
прижимает холодное стекло ко рту. Зубы неприятно цокают, и мне
кажется, что крошится эмаль. Я испуганно гляжу в глаза медсестры и,
кажется, утопаю во мраке: такие они черные.
Отстраняюсь и вдавливаюсь в подушку. От паники меня бросает в
неуемную дрожь. Девушка переворачивает стакан и держит мой затылок.
Горькая жидкость льется в горло, проталкивая горечь ниже и ниже.
Часть сплевываю, но медсестра запрокидывает мою голову, приподнимая
пальцами подбородок, и я непроизвольно глотаю остаток.
– Вот и умница, – говорит темноволосая в лицо, дохнув на меня
ароматом персикового йогурта, и хлопает одобрительно по плечу. Едва
касаясь, но мне становится легче.
Девушка подбивает подушки и отклоняет меня назад, как куклу. Я
взвизгиваю от пронизывающей острой боли под грудью. Дышу шумно,
точно старуха. Мне страшно.
– Без паники. Ты в рубашке родилась, милая, – наконец, медсестра
отходит к окну. Черные локоны свешиваются на спину и трепещут,
будто ленты на сквозняке. Девушка распахивает тряпье, похожее на
занавески. Пыль соскальзывает с ткани и расплывается в воздухе
мелкими частичками, словно крохотными бабочками. Солнечный свет
режет глаза и заставляет зажмуриться.
– Кто-то выжил? – шепчу обессиленно. По щекам медленно сползают
слезы: они, как кислота, разъедают кожу. На миг перестаю дышать.
Острее физической боли может быть только осознание
необратимости.
