Пролог.
Огнемёты дружно плюнули зажигательной смесью, и голые зимние деревья вспыхнули, запылали, разогнали тьму своей истончающейся плотью.
Cнег потёк ручьями, мешаясь с грязью, кровью и кусками плоти, омерзительно воняющей палёным.
– Залп! – скомандовал Тармо.
И вновь взвилось пламя, облекая берёзы и осины в роскошный алый наряд. И вновь отодвинулась тьма. И вновь завизжали твари, прячущиеся в ней, нашедшие укрытие в незримом, жаждущие добраться до людей, сожрать, разорвать, поглотить.
Живой факел, дико верещащий, разбрасывающий во все стороны снопы искр, махающий четырьмя когтистыми лапами, попытался было прорваться через оцепление, но сразу десять винтовок разорвали монстра на куски. Он упал на землю, дергаясь и извиваясь, а через секунду затих.
– Залп! – распорядился Тармо, прищурившись и заглядывая во мрак ночи.
Пока всё шло по плану. Порождения Тёмного Леса, вырвавшиеся на волю, решили, что Метса раскроется перед ними, разойдётся светлыми березняками, просторными дубравами, пропустит мимо могучих лиственниц, ароматных сосен, славных кедров. Позволит жечь и крушить всласть.
Наивные твари! Рабы Лесного Царя, забывшие, что народ леса – это воины, а не жалкие южные слизняки, годные лишь быть жертвой Крачину.
– Залп!
Пламя ревело, ревели и монстры, гибнущие в огненной купели.
Что ни говори, а южане при всём своём чванстве умеют делать хорошее оружие!
Когда Тармо поставили командовать первой огнемётной ротой Метсы, он воспринял это как опалу, как желание убрать подальше непокорного офицера, смеющего возвышать голос на всеведущих шаманов, отодвинуть его от действительно серьёзного мужского дела, заставить забавляться с детскими игрушками изнеженных южан, командуя ротой слабосилков с жидкой кровью.
Так, конечно, и было, но очень быстро воитель позабыл о невзгодах, влюбился в новое оружие. Страшные дары южан, работавшие на каких-то диковинных артефактах, превращающих магическую энергию в пламя, ужасали и восхищали, приводили в трепет… Они поистине являли собой вершину человеческого гения, апофеоз войны!
И вот теперь его рота, поддерживаемая всего лишь парой взводов стрелков, вычищала гниль с такой лёгкостью, что оставалось лишь диву даваться. Никаким огненным жезлам подобное и не снилось! Их заряд давным-давно истощился бы, а огнемёты работали, как часы.
– Стоп! – распорядился Тармо и жестом выдвинул вперёд разведчиков.
Те – бесшумные и незаметные – скользнули меж горящих деревьев и спустя несколько минут вернулись с вестями.
– Враги отступают, сотник.
– Бегут, поджав хвосты!
– Все бегут!
Тармо с трудом удержался от самодовольной улыбки. Вместо этого он поблагодарил людей и отправил вестового назад, собирать пехоту. Его рота своё дело сделала, время меняться.
Какое-то неуловимое, едва заметное колебание заставило сотника принюхаться, он по-звериному вдохнул, выдохнул, выругался и заорал:
– Рассредоточиться, немедленно!
К счастью, бойцы не задавали вопросов, а споро принялись разбегаться по сторонам, занимая позиции, из которых можно поддерживать друг друга свинцом и пламенем.
Это и спасло его роту, потому что мгновение спустя туда, где стояли люди, приземлилось нечто чёрное, бесформенное, напоминающее валун, вырванный из скалы могучими пальцами великана, и брошенный во врагов.
Вот только, увы, по их душу явился не камень. Не совсем камень.
Тармо хищно оскалился, чувствуя, как натянулись нервы, как замер на пороге Зверь, жаждущий порвать цепи разума и вырваться на свободу.
– Всем отступать! – приказал он. – И доложите тысячнику, что враг отправил против нас камнелюдов. Видимо, решил, что простых рабов царства вечного лета не хватит, ха!
Солдат не стоило упрашивать дважды. Увы, но в роту брали слабосилков, не умеющих оборачиваться, лишённых звероформы, а потому делать на поле боя без огнемётов им было нечего.
