Дул сухой холодный резкий ветер. Медленно опускалась ночь на казавшийся пустым город Неукен. Зимнее июньское небо в рваных облаках было почти целиком окрашено закатным солнцем в ярко-оранжевый жизнерадостный цвет, что никак не сочеталось с некоторой угрюмостью городской окраины.
На безлюдной смотровой площадке Бока де Сапо – такой же пустынной, как и вся набережная реки Неукен, – медленно и одиноко прогуливалась молодая пара, по внешнему виду которой можно было предположить, что это студенты находящегося неподалеку Национального университета Комауэ. И это соображение было почти верным, если не считать того, что девушка, которую звали Глоу, была действительно студенткой университета, но только училась не в Неукене, а в Буэнос-Айресе.
Молодой же человек по имени Базиль был также студентом, но как раз этого местного Университета Комауэ, который собирался закончить через полгода, обучаясь на аграрно-индустриальном факультете. Да, звали его Базиль, но в семье потомков русских эмигрантов к нему, как правило, обращались на русский манер – Василий. Сам же молодой человек считал себя настоящим аргентинцем, да и по-русски – в семье у него было принято говорить на этом языке – говорил он слегка напрягаясь, порой подолгу ища в своем словарном запасе правильный перевод того или иного испанского слова. Для Василия страна Россия имела весьма абстрактное значение в его мировоззрении, находясь где-то в одном ряду с такими государствами, как Австралия, Индия или Китай. Жизнь его протекала, если не считать суровой учебной дисциплины в университете для нацеленного на получение диплома студента, вполне беззаботно. Его родители, имевшие хотя и не огромное, но вполне приличное фермерское скотоводческое хозяйство в Патагонии в двухстах километрах от Неукена в сторону Чили, с трудом, но все же обеспечивали его средствами, чтобы их сын мог снимать небольшую квартиру в городе. Они почему-то были уверены, что если Василий будет жить один, то шансов на получение диплома будет больше.
Беззаботная жизнь закончилась у Василия в самом начале нового академического учебного года в конце февраля. Тогда компания близких друзей студентов-однокурсников пригласила его поехать отметить это дело в Буэнос-Айрес. У одной из студенток в этой сборной команде, с которой Василий был плохо знаком и которая была подругой его хорошего приятеля, сестра училась на медицинском факультете Университета Буэнос-Айреса, и она взяла на себя ответственность найти на ночь места в университетском городке. Эта сестра студентки из их группы и была Глоу. Когда Василий впервые увидел ее после веселого автобусного путешествия из Неукена до Буэнос-Айреса, он даже не обратил на нее внимания: черты лица у сестер были схожие, только Глоу показалась немного симпатичнее – и все. Страшное случилось потом, когда вдоволь нагулявшись по мегаполису, компания студентов случайно забрела на милонгу. Они там выпили кофе, подкрепились слегка пиццей, чуть отдохнули, наблюдая за танцующими парами. Кончился очередной трек и, почти без паузы, началось вступление к «I’ve seen that face before». Знакомая мелодия почему-то показалась Василию необыкновенно завораживающей, а когда Грейс Джонс начала петь «Странно, но мне это лицо знакомо…», его взгляд встретился с взглядом Глоу. Она, сидя на стуле, сделала легкий кивок, и – ему уже было деваться некуда – Василий подошел к ней и протянул руку…. Он никогда не считал себя знатоком в танго, хотя все говорили, что у него есть врожденный собственный необыкновенный стиль, несколько отстраненный что ли, если взять за основу классическое аргентинское танго. В ту сказочную ночь они всех завсегдатаев милонга очаровали своим выступлением: когда закончилась музыка, то оказалось, что они танцевали в конце одни, а остальные завороженно наблюдали за ними, оставив большую часть зала для них. Бурный шквал оваций заставил Василия с Глоу даже немного стушеваться.
