«…Позже я заметил, что у него на шее татуировка – прерывистая алая линия и надпись “Режь здесь”. Я всего лишь следовал инструкции…»
Поппи Брайт.
«Изысканный труп»
Ближе к семи вечера и без того темнеющее небо затянуло пепельно-серыми облаками. Нехотя, капля за каплей, начал накрапывать мелкий промозглый дождик, словно еще раздумывая, припустить как следует или продолжить эту монотонно-унылую морось.
Павел накинул на голову капюшон, стрельнув коротким взглядом по циферблату часов.
«И где ее носит?» – раздраженно подумал он, переместив взор на обшарпанную дверь подъезда. За все время, пока он в терпеливом ожидании сидел на покосившейся лавке, из подъезда вышел всего один человек – неряшливый мужичок предпенсионого возраста.
Павел глянул на окна. Большинство из них были темными, с грязными разводами, словно жильцы этих квартир давно собрали все вещи и переехали в новостройку.
Дождь продолжал моросить, усеивая лужи лопающимися пузырями и превращая асфальт в черное стекло, и мужчина решительно поднялся, встав под козырьком подъезда.
Он будет ждать, сколько потребуется.
Наконец вдали, среди дымчатой пелены дождя, внезапно вспыхнули два ярко-оранжевых глаза. Послышался нарастающий шум двигателя, и спустя несколько секунд напротив подъезда притормозила «Шкода Октавия» лимонного цвета с логотипом «Яндекс-такси» на дверях.
Павел ощутил легкий укол в висок, когда увидел пожилую женщину, с трудом выбиравшуюся из автомобиля. В одной руке она держала тактильную трость для слепых, в другой – увесистый пакет, в котором лежало что-то большое и плоское. На старухе было старомодное пальто из сиреневого драпа и довольно изношенная шляпка из далеких семидесятых, которую украшали пара жиденьких перышек.
Глаза пожилой женщины скрывали темные очки.
Нащупывая тростью дорогу, она неторопливо засеменила к подъезду. Проходя мимо застывшего Павла, она вдруг остановилась и медленно повернулась в его сторону. Ноздри старухи шевельнулись, и Павел, глядя на ее высохшее лицо, неожиданно подумал о старой черепахе, которая учуяла съестное и высунула из панциря свою морщинистую голову.
– Здрастье, – пробормотал он, чувствуя, что пауза становится неловкой.
«Похоже, это она», – шевельнулось в голове.
– Добрый вечер, – поздоровалась старуха. И хотя ее глаза прятались за черными очками, Павлу показалось, что она сверлит его пронзительно-испытующим взглядом, ощупывает, как своей палкой неровности, чтобы не оступиться и не угодить в какую-нибудь яму.
– Простите, – промялил Павел, мысленно ругая себя на неуверенность. – Вы… гм, вы, случайно, не Роза Альбертовна будете?
Только сейчас он обратил внимание на обильный макияж на лице пожилой женщины. Сморщенная кожа блестела от тонального крема, который можно было соскребать ложкой, складки были замазаны, как заделанные шпатлевкой трещины на стенах. Ярко-алые губы наводили на мысль, что старуха только что снялась в фильме про вампиров, насытившись свежей кровью.
– Случайно буду, – с усмешкой произнесла старуха. – Ваш голос кажется мне знакомым… Это с вами я вчера разговаривала по телефону? По поводу моего рассказа?
– Э…
– Вы из издательства?
– Совершенно верно, – торопливо кивнул Павел. Он испытал странное облегчение, что его наконец-то узнали. – Издательство «Апостроф». Я…
– Можете звать меня просто Розой. – Она снова не дала ему договорить. – А вы, насколько я понимаю, Павел?
– Да.
Он машинально пожал узкую ладонь Розы. Рука была сухой и холодной.
«Черепаха», – снова подумал Павел.
– Ну что же мы стоим под дождем?
Идемте.
С этими словами Роза раздвинула накрашенные губы в прохладной улыбке.
– Я, надеюсь, не помешал вашим планам? – осторожно спросил Павел.