Михаил родился в семье хиппи. Он так никогда и не узнал – кто же был его отец, так как в то время, когда одна малюсенькая клетка в теле его матери, под напором другой, ещё меньшей, решила начать делиться, гдепроцветала свободная любовь, спида ещё не изобрели и его мама спала со всеми, кто забредал в её жизнь и постель.
Он родился лопоухим, с большим улыбающимся ртом и серо-зелёными глазами, смотревшими на этот мир на земле с добротой и доверием. Мама его, как не странно, решила Михаила окрестить в протестанской церкви – наверное, ей понравилась серебрянная купель и весёлая матушка-священница этой обители протестантов. Она посоветовалась с матушкой, и было решено наречь этого безотцовского коллективного младенца – Михаилом – в честь Архангела-Михаила, убивающего искусителя-змея и охраняющего ворота в рай от всех нежеланных гостей, интересующихся, что же там, за воротами, происходит.
Посмотрев на младенца своим эстетическим взглядом молодой хиппарки, мама решила убрать лопоухость младенца ещё до крещения, подвергнув неразумное дитя косметической операции в возрасте двух недель. Когда хирург увидел большие, отстоящие от черепа на 90 градусов прозрачные, розовые уши Михаила, он решил отрезать их совсем и сделать новые, изящные, небольшие ушки, которые он взял от недавно умершей девочки. Так за Михаила другие люди начали решать – как ему выглядеть, кем называться, какой религии принадлежать и в какой семье воспитываться.
Операция закончилась успешно, но хирург забыл, что маленькие ушки умершей девочки были мёртвыми и не росли вместе с увеличивающейся в размерах головой Михаила. Так он и вырос – с малюсенькими, неживыми, чужими, девочкиными ушками, пришитыми к его голове. Он вырос мальчиком странным, непохожим на всех, несущим в себе коллективные гены свободного хиппарского поколения.
Мама его со временем остепенилась, стала обычным членом признанного общества, которое всё время пыталось создать из входящих в него людей удобную группу покорных, хорошо предсказуемых индивидов, выполняющих нужную для поддержания общества работу и никогда не выступающих против всех нелепостей этого общества.
Она вышла замуж, купила дом и пыталась всячески забыть дни своей хиппарской свободной от условностей молодости, включая и Михаила. Его она не любила, его жизни не одобряла и им не интересовалась, хотя сама его и произвела на этот свет неизвестно с какой целью.
Он жил, как мог, приторговывая одеждой, которую контейнерами закупал дёшево из Непала и перепродавал её втридорога своим хиппи-сотоварищам. Он был продуктом того хиппарского поколения, которое использовало – и зря – наркотики, амфетамин, алкоголь и секс как к средства, приводящие к скорейшему познанию тайн жизни.
Он стал наркоманом уже с четырнадцати лет, так и не закончив школы и не став уважаемым членом общества, говорящего на одном с Михаилом языке, но совершенно не интересующегося им, Михаилом, рассматривая его как бесполезного и даже вредного для этого общества элемент. А Михаил и сам условностей общества не любил и не признавал, на мир смотрел из туманного дыма наркоты, где он часто встречал ангелов, демонов и химер. А без симулянтов он считал жизнь скучной, неинтересной и заорганизованной другими.
Дома, в малюсенькой однокомнатной квартирке, у него, кроме мешков с одеждой на продажу и кровати, где он отбывал часы забытья от мира, была ещё труба из Австралии, называемая странным словом дидчериду, которую он купил на обмен у другого хиппи, и вечерами, пыхнув самокруткой, он выдавливал из трубы совершенно нечеловеческие и неземные звуки, уносившие его в другие, далёкие и более счастливые миры. Он умел играть, как все хиппи, на хомузе, верил в судьбу и кристаллы, а бог Михаила был ближе к танцующему и курящему богу шаманов Сибири, чем к женообразному, слабому, и скучному богу Библии.
