Эта история началась после смерти. Одной холодной зимней ночью, сразу после продолжительных январских праздников и долгой изнуряющей болезни, умерла моя любимая бабушка Люся. Потерять любимого человека ни с чем не сравнимая утрата, но это неизбежность, которую надо принять и смириться. Со временем. В день похорон, не смотря на зиму, шел противный дождь. Помню, в Москве аномально потеплело, превратив недавно выпавший снег в черную, вязкую жижу из соли и реагентов. Бабушка была не просто моим другом, она была тем человеком, к кому я могла прийти в минуты грусти за помощью. Она всегда помогала мне, поддерживала, а ее советы я любя называла – экстрасенсорной прозорливостью.
– Моя светлая девочка, – повторяла она последние дни, – ты, как солнышко, освещаешь все вокруг! Порой я боюсь, что никто в этом мире не стоит твоей доброты. Обещай, никогда не размениваться по мелочам. Верь в себя, цени, и твоя любовь обязательно тебя найдет.
И вот ее не стало, но что уж об этом. Сразу после похорон вся наша семья собралась у адвоката, чтобы заслушать завещание. Мой брат удачно получил двухкомнатную квартиру на Алексеевской в старой Сталинке, родителям отошел дачный домик в поселке писателей в Переделкино, а вот мне досталась старинная шкатулка с бабушкиными украшениями. Она была из потемневшей бронзы или серебра, украшенная замысловатой фигурной резьбой и вставками из драгоценных камней. Ларчик по размерам был сантиметров двадцать на пятнадцать и закрывался маленьким, игрушечным ключиком. Внутри находилась целая пригоршня старинных украшений, несуразно аляповатых, с большими грубыми камнями и жемчугом – серьги, браслеты, ожерелья. Мой приятель Дима, с которым мы уже год встречались, взглянув на мое наследство сразу предложил отнести шкатулку в ломбард.
– А что, надо ведь понимать, сколько это все стоит, – обосновал он.
Но мне было больше интересно, насколько древние эти украшения и откуда они взялись у моей бабушки? Всю свою жизнь она прожила скромно, перебиваясь от зарплаты до зарплаты, а тут такой клад. Вероятно, что эта шкатулка была очень ценной для нее, но вот откуда она у нее появилась? Бабушка никогда мне про нее не рассказывала. Через свои связи Дима организовал мне встречу с ювелиром и непредвзятым оценщиком по совместительству, и примерно через пару недель мы поехали с ним на Ленинский проспект, в не большую, но со вкусом оформленную, мастерскую. Ювелир, мужчина лет сорока с упитанными щёчками и небольшим легко читающимся пузиком под плотно облегающим тёмно–синим пуловером, долго изучал украшения, причмокивая и мерзко облизывая пересохшие губы.
– Так что вы можете сказать? – не выдержала я, сидя на против него за столом.
– Пятьсот тысяч, – глухо ответил мужчина и посмотрел исподлобья.
– Что пятьсот тысяч? – переспросила.
– Вы же продать их хотите? Предлагаю пятьсот тысяч за все, – разжевал, как маленькой, снимая ювелирную лупу.
– Я еще не решила, – пробурчала, начиная складывать все обратно в шкатулку.
– Погодите, – остановил мужчина, – с вашего разрешения, позволите взглянуть на ларец поближе?
Подвинула шкатулку ему, и мужчина снова погрузился в молчаливое причмокивание.
– Не буду обманывать, – наконец, подытожил отодвигая шкатулку на центр стола между нами, – эта вещица стоит больше всех этих цацек вместе взятых, работа ориентировочно двенадцатого века.
Выдержав небольшую паузу, ювелир снова довольно неприятно пожевал губами.
– Давайте так, полтора миллиона за все вместе со шкатулкой?
– Не знаю, – протянула медленно, когда рука Димы вдруг опустилась на мое плечо, – мне нужно подумать.
Все это время он тенью стоял рядом наблюдая за работой оценщика.
