Солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, но даже если бы оно стояло в зените, то из-за деревьев все равно ничего не было бы видно. Лес растворился в предзакатном сумраке…
Он уехал из дома ночью, если это место можно назвать «домом», но большей частью спал, хотя нет – с того момента прошло несколько дней, недель, месяцев… Но почему он тогда помнит только тот минивэн, дорогую машину с черным кожаным салоном? Куда они ехали? Мысли путались. Мальчик бежал уже несколько часов, стараясь не сбавлять темп, но сзади постоянно ощущалось чье-то назойливое присутствие. Казалось, что кто-то дышит в плечо, в затылок, поэтому останавливаться он просто не мог. По левому виску стекала и постепенно застывала кровь, а чуть выше зияла большая рана. Деревья пугали. Они, словно живые, издавали визгливый треск и никак не хотели расступаться, загораживая своими массивными хлесткими ветками дорогу. Мальчику казалось, что весь мир расплывался и куда-то падал, глаза отказывались верить тому, что видели, а ноги не слушались. Его кидало из стороны в сторону, но он, ведомый инстинктом, как дикий зверек, с сумасшедшей остервенелостью бежал вперед, разрывая полотно леса руками. В ушах звенел лай собак, который переходил в эхо какого-то визга или скрежета и, сливаясь со всем происходящим, становился зримым. Казалось, что весь лес пульсировал в такт бешеного ритма сердца ребенка и отдавался во все части тела, становясь грузом, тяжелой ношей, которая тянула к земле. Сумасшедшая беспокойная полоса препятствий, череда падений, сбитые в кровь, смешанную с грязью, руки, рана на голове, жажда и это параноидальное ощущение, что опасность поджидает за каждым стволом.
– Мама, мама, они здесь! Они рядом! Я должен их спасти.
Образ матери был фантомом, который теперь совсем затерялся в памяти, а может, его там и не было никогда. Но мальчуган повторял про себя: «Я должен их спасти», – и только это придавало сил его ослабевшему телу для продолжения бега.
Вдруг в материю всей этой какофонии внутренних звуков влилось что-то мягкое, родное, как колыбельная песня. Оно успокаивало, как будто шептало: «Иди ко мне, я обниму тебя!» Мальчик сбавил темп и перешел на шаг. Звук усиливался – значит, источник близко. Казалось, что безопасность рядом, где-то совсем недалеко. Еще несколько шагов – и стало понятно, что это было журчание небольшой речки, даже, скорее, ручейка или источника. Ребенок спустился к воде и, упав на песок, перемешанный с камнями, припал губами к водной глади. Он жадно пил эту воду, наслаждаясь каждым крупным глотком. Вода открыла ему глаза, ее слегка металлический вкус дразнил язык и освежал голову – все мальчишеское нутро на миг улыбнулось, празднуя первую, хоть и маленькую, но все же победу.
Присев у воды, он прислушался. Все звуки стихли, и стало как-то покойно, легко, все тело как будто парило. Вот только сердце не унималось, оно билось все сильнее и сильнее, не желая сбавлять темп. Напротив, он только ускорялся. Кровь приливала с такой силой, что возникало ощущение: еще немного – и она польется через край. На смену мимолетной легкости и прояснению пришла свинцовая тяжесть. В глазах усилилась рябь, сердечный ритм стал частью видимой картины мира. Мальчик лег и закрыл глаза. Но в темноте становилось страшнее. Грудь сдавливало еще сильнее, сердце просто рвалось наружу. Ребенок открыл глаза, попытался встать. Неуклюжее тело не слушалось, его повело к воде. Мальчик обернулся и бросил взгляд в ту сторону, откуда он прибежал. Ему почудилось, что в ветвях за деревьями кто-то есть, что кто-то наблюдает, как будто чья-то черная бархатная тень… Он вгляделся пристальней – там ничего не было, но теперь тень померещилась в другом месте, а затем еще в одном, и в новом! Мальчик попятился, оступился и упал в воду. Сердце, достигнув запредельных высот ритма, испугалось и замолчало. Дальше наступила тишина. Абсолютная. Лютая. Тишина. Только речка журчала и несла в своих водах кроваво-красный отпечаток детских слез…
