Глава 1: "Последний день детства"
Дождь стучал в высокие, узкие окна графского замка Орловых. Не просто стучал – он выбивал какую-то тоскливую, бесконечную дробь по свинцовым переплетам, сливаясь с гулом ветра в печных трубах. Артему казалось, что замок стонет. Или это стонет кто-то внутри? Он прижался лбом к холодному стеклу, стараясь разглядеть что-то в серой, промокшей до нитки мгле, окутавшей парк. Четырнадцать лет – уже не ребенок, но в этот ноябрьский полдень он чувствовал себя маленьким и потерянным, как тогда, лет пять назад, когда заблудился в дальнем лесу.
Беспокойство грызло его изнутри с самого утра. Мама. Его мама, Марина, горничная графини, не вышла к завтраку. Никто не видел ее. А когда он, нарушив все правила, рванул по темным служебным лестницам в их каморку под самой крышей, дверь оказалась запертой изнутри. Он стучал, звал – тишина. Лишь этот проклятый дождь да вой ветра. Старый камердинер Федор, проходивший мимо, схватил его за плечо: «Не шуми, барчук, не время». В его голосе была такая тяжесть, что Артем замер. «Что с мамой?» – выдохнул он. Федор лишь покачал седой головой, глаза его были мутными. «Плохо, Артемушка. Очень плохо».
И вот он сидел, вернее, замер у окна в малой гостиной – комнате, куда детям, даже графским, вход был не слишком разрешен. Но сегодня никто не гнал. Слуги сновали по коридорам как тени, перешептываясь, лица напряженные. Граф, его отец, Александр Орлов, заперся в своем кабинете. Оттуда доносились приглушенные, но резкие голоса – он говорил с кем-то. С лекарем? Священником? Артем сжал кулаки, ногти впились в ладони. Ему было холодно, хотя огромный камин пылал вовсю.
Внезапно дверь в гостиную распахнулась. Вошла Лиза. Лизавета. Старшая дочь кучера, подружка детства, а теперь – юная горничная, почти такая же, как его мама когда-то пришла в замок. Ей было шестнадцать, но сейчас она выглядела старше. Лицо бледное, глаза огромные, красные от слез или бессонницы. В руках она сжимала что-то, завернутое в чистую, но потертую тряпицу.
– Артем… – ее голос дрогнул. Она оглянулась на дверь, шагнула ближе. – Тебя граф требует. В кабинет. Сейчас.
Артем вскочил. Сердце упало куда-то в сапоги. «Мама?» – только и смог выдавить он.
– Это… это мама велела тебе отдать. Еще… еще вчера. – Голос Лизы сорвался на шепот. – Говорила, если… если ей станет хуже. Береги, Артем. Очень береги. Это важное.Лиза кивнула, губы ее задрожали. Быстро, пока никто не вошел, она сунула ему в руку сверток. Он был теплым, как будто она долго держала его в ладонях.
– Не знаю… Лекарь вышел, лицо… как земля. – Лиза вырвала руку, снова оглянулась. – Иди, Артем! Не заставляй ждать. И… – она вдруг сделала шаг вперед, стремительно, как испуганная птица, и поцеловала его в щеку. Легко, быстро, но этот прикосновение губ обожгло Артемову кожу, как раскаленное железо. – Будь сильным.Он машинально сжал сверток. В голове стучало: «Вчера… Значит, она знала? Чувствовала? Почему не сказала мне?» – Лиза, что там? Как она? – Артем схватил девушку за руку. Ее пальцы были ледяными.
Она отпрянула, испуганная собственной смелостью. Поцелуй служанки баричу – немыслимая дерзость, за которую можно было запросто лишиться места, а то и быть выпоротой. Ее глаза широко раскрылись от ужаса содеянного. Но в них, кроме страха, горела еще и боль, и какая-то отчаянная нежность. Она выскочила из гостиной, не оглядываясь.
Артем стоял как вкопанный, прижимая ладонью щеку, где еще горел след ее губ. Весь мир перевернулся. Смертельная тревога за маму, этот странный подарок, этот запретный, нелепый, огненный поцелуй… Он судорожно сунул сверток во внутренний карман камзола и, едва переставляя ноги, поплелся в кабинет отца.
